Незадолго до того, как вести о Йорктауне долетели до Лондона, король написал лорду Норту: «Сейчас на кону вопрос о том, будет ли Англия великой империей или недостойнейшим из европейских государств». Поражение, казалось, поставило точку в этом вопросе. Белый флаг, выброшенный английской армией, вызывал смешанные чувства гнева и печали. Сообщение о поражении достигло Лондона 25 ноября 1781 года, буквально за несколько дней до открытия новой парламентской сессии. Известно, что, получив известия, лорд Норт воскликнул: «О боже! Кончено!» Он понимал, что дни его политической карьеры сочтены.
Однако король, зодчий американской политики, казалось, намеревался продолжать войну. В своей тронной речи перед открытием парламентской сессии он в очередной раз выразил уверенность в справедливости борьбы и отказался жертвовать правами и интересами страны в лихорадочном стремлении к миру. Когда Георг закончил, со своего места поднялся один из самых известных вигов и убежденный сторонник американских патриотов Чарльз Джеймс Фокс. Подтверждая распространенное мнение о том, что речь Георга III написана для него членами кабинета министров, Фокс обрушился на короля с гневными нападками. По его словам, «деспотичный и бесчувственный монарх втянул рабов – своих подданных – в разорительную и противоестественную войну, чтобы потешить свое самолюбие и утолить жажду мести, а теперь намерен упорно продолжать, несмотря на грозящую катастрофу и знаки судьбы».
Эти жестокие слова в полной мере передавали настроение и характер Фокса. До этого он лишь вскользь упоминался в нашем повествовании, слабо выделяясь в общем хоре голосов, выражавших недовольство политикой короля и его министров. Фокса часто описывают как прирожденного оппозиционера, аристократа, который попал в высшие круги вигов, совершенно не заботясь о вопросах нравственности и морали. Он был пьяницей и развратником, для которого карточная игра значила ничуть не меньше, чем политика. Однако среди политических деятелей XVIII века это не было редкостью. Обаяние Фокса крылось в благодушном и бодром отношении к жизни, которое зачастую сравнивали с детской непосредственностью. По словам Эдмунда Берка, Фокс «был из числа самых простодушных, открытых, искренних и великодушных людей». Герцогиня Девонширская, знатная гранд-дама и сторонница вигов, восхищалась «его поразительной быстротой восприятия» и добавляла, что «разговор с ним – словно хорошая игра в бильярд: удары идут один за другим, пиф-паф!».
Однако Фоксу было не суждено стать лидером партии или фракции. Он был слишком безалаберным и неорганизованным; его речи в парламенте представляли собой импульсивную импровизацию, а сам он оставался совершенно глух к общественному мнению. Он не предпринимал никаких попыток повести за собой своих последователей. Политика была для него, как и для большинства его современников, азартной игрой в хазард. По словам немецкого историка Карла Филиппа Морица, Фокс был «темноволосым, невысоким, коренастым и, как правило, неряшливым». На его мясистом лице резко выделялись густые, косматые брови, за что он получил прозвище «бровь». Его толстая фигура и неопрятная внешность становились объектами многочисленных карикатур. Он приходил в парламент после ночи возлияний, все еще подшофе, и выступал с двухчасовой речью, которая зачаровывала всех, кто ее слышал. Он был одним из величайших политиков эпохи.
Война с Америкой, против которой так яро выступал Фокс, была скорее «затушена», нежели закончена. 27 февраля 1782 года, через три месяца после того, как новости о событиях в Йорктауне достигли Лондона, палата общин проголосовала против продолжения военных действий за океаном. Это означало безоговорочную капитуляцию. Спустя месяц палата общин вынесла вотум недоверия лорду Норту и его кабинету, однако Норт успел избежать унижения благодаря досрочной отставке. Он писал королю, что «разыгравшаяся буря слишком сильна, чтобы противостоять ей». Он прослужил первым министром двенадцать лет, но теперь, во время войны с Америкой, больше не мог жить в постоянной тревоге и под грузом должностных полномочий. Короля эти слова не слишком впечатлили. Георг придерживался мнения, что Норт оставил его в минуту опасности. «В конце концов, – писал он, – роковой день настал».
Отставка Норта усилила межпартийную вражду и конкуренцию между отдельными политиками, жаждущими получить те преимущества, которые сулила эта должность. Было время, когда король всерьез задумывался об отречении и даже подготовил черновик речи, в которой объявлял о своем немедленном отъезде в Ганновер. Однако этой речи не суждено было прозвучать. После провала тори в войне с колониями Георг был вынужден обратиться к разношерстному клану вигов, которых объединяло лишь одно – желание мира с Америкой. Даже после формирования кабинета в нем не было единства. Неудивительно, что в следующие два года четверо сменилось на посту премьер-министра. Одним из тех, кто взобрался на вершину власти, был Уильям Петти, 2-й граф Шелберн. Его считали «скользким типом» и «величайшим лжецом», а также чрезвычайно честолюбивым человеком, однако в то время такое описание подходило практически для любого политика. Его вспоминают, если вообще вспоминают, главным образом в контексте переговоров, которыми он руководил с целью заключения мира с Америкой.
Эти переговоры велись не только с американцами. С помощью множества дипломатических уловок были достигнуты договоренности с Францией, Испанией и Голландией, которые выступали против Британии в непростые для нее времена. Предварительные статьи мирного договора с Америкой были подписаны в Париже в январе 1783 года. Главным пунктом этого документа стало признание Британией независимости, свободы и суверенитета 13 штатов. Американцы не проявили никакого снисхождения к лоялистам, сражавшимся за Британию; их передали на милость Конгресса, что многих в Вестминстере привело в ярость. Что же это был за договор, по которому союзники оказались брошены на произвол судьбы?
В Версале были подписаны договоры с Францией и Испанией. Франция уступала Гренаду, Сент-Винсент и другие острова в обмен на Сенегал в Африке, Пондишерри в Индии и еще несколько островов. Испания отдавала Багамские острова, однако взамен получала Менорку и обе Флориды. Шарж 1783 года назывался «ПодПИСание договора о всеобщем мире» (The General Piss of Peace), на котором все участники событий, включая коренных американцев, мочатся в один горшок:
И кто бы мог подумать, господа, тогда,
Что мирный договор подпи́сать не составит им труда?
[186]Так закончилась Американская революция, в результате которой возникло первое в мире новое независимое государство, взявшее на себя всю ответственность за свою судьбу. В ходе войны за свободу, в условиях крайней нужды, Джордж Вашингтон смог создать национальную армию; его примеру последовала и охваченная революцией Франция. Французская революция дала толчок возникновению новых форм ведения войны и новой боевой тактики. Были и другие последствия. Впервые группа единомышленников продвигала национальные идеи без участия короля, аристократии и церкви.
На тот момент британцы искренне полагали, что их империя переживает небывалый упадок, однако на самом деле торговля и мореплавание не пострадали, а в последующие годы даже способствовали еще большему процветанию страны. Последствия участия Франции в Войне за независимость США были неоднозначными, однако очевидно, что помощь американским колонистам спровоцировала тяжелейший финансовый кризис, который достиг пика во время революции 1789 года.
