Удар плечом, второй, третий. Бесполезно, изготовлено от души. Больно, но не унимаюсь, не прекращая попыток вышибить дверцу, пока Дима требовательно не оттаскивает меня в сторону.
— Давай лучше мы.
Переминаюсь с ноги на ногу и схожу с ума от нетерпения, пока парни пытаются что-то намудрить. И не могу оторвать глаз от бездыханного тела, лежащего на спине с запрокинутой головой.
— Ну, скорее!
Стас скрывается на время из виду, а возвращается с массивным ломом. Несколько минут уходит на то, чтобы поддеть металлическую решетку и скинуть дверцу с петель. Та только успевает покоситься, образуя небольшую брешь, а я уже проскальзываю внутрь и падаю на колени перед телом.
— Ева! Ева! — хватаю её в охапку, пытаясь растормошить. Не помогает, хрупая девчонка болтается в руках, как шарнирная кукла. Улавливаю слабое сердцебиение, еле различимое, но оно есть. Живая, благословение небесам. Дима уже тут, склоняется рядом. — Нужно отвезти её в больницу. Срочно!
Согласное кивание в ответ и девичье тельце оказывается в мужских руках. Всё, пора сваливать из этой подгорной цитадели. Только сейчас до меня доходит, что Фенрир всё ещё может прятаться где-то здесь. Вдруг он никуда не ушел и лишь наблюдает? Уж все эти многочисленные повороты и ответвления думаю, ему известны куда лучше, чем нам.
Длинные проходы и ряды дымящихся труб, ужасно несподручный подъем наверх и мы, наконец, оказываемся наверху. Митино, мы до сих пор в Митино, и я оказалась права — рядом дымится красно-белая труба. Завод.
Последней из канализационного люка выскальзывает тигрица и, рыкнув на прощанье, устремляется к сеточному забору. Возвращается в цирк? И что, у прохожих не возникнет вопросов? Это типа нормально, когда хищное животное гуляет по городу?
Ладно, не до этого. “Ягуар” и “Астон Мартин” ждут недалеко от входа. Ни души вокруг, хотя судя по времени — давно перевалило за вторую половину дня. Это сколько же я провалялась в отключке, а?
Дима бережно усаживает Еву в машину, а вот Стас непонимающе оглядывается по сторонам.
— Тут был грузовик, — заметив мой взгляд, говорит он. — Когда мы приехали.
— Видимо, на нем же он и свалил.
— Зачем? Разъезжать на угнанной машине? Да тут же его каждая собака заметит.
— Тут да, а если за пределами… — замолкаю и с широко раскрытыми глазами смотрю перед собой, пытаясь переварить только что пришедшую в голову мысль.
— Что такое? — Дима захлопывает дверцу и спешит к нам.
— Стеклянный фейерверк… — в ужасе вскидываю голову. — Они ведь не знают.
Меня мало понимали.
— Кто?
— Ты, — тыкаю в Диму. — Отвези Еву в больницу, а нам, — это уже обращалось к Стасу. — Нужно предупредить остальных.
— Да кого остальных?
Некогда объяснять. Отбираю ключи от Астона Мартина и сажусь за руль.
— Поехали!!!
Погонять по московским дорогам в будний день — разве есть более невыполнимая миссия? Толкаемся в пробке, а бесценное время истекает. Обнадеживает одно, если Фенрир позаимствовал казенную машину, значит и он попал под прицел столичных, еле плетущихся, дорог.
Нетерпение сводит мышцы хуже, чем многочасовое пленение. Несколько раз посылаю всё к черту и выезжаю на обгон по встречке, чудом не зацепив сигналящих автомобилистов. Выезжаем из Митино, выворачиваем на МКАД и лишь где-то через полчаса, а то и больше, съезжаем с трассы близ знакомых стеклянных небоскребов.
— Ты уверена? — тормозим у входа в “Федерацию”, но Стас не торопится выходить из машины. — Если ошибешься, лишь подставишь себя. Оставайся тут, я схожу один.
— Нет, пошли. Я устала прятаться.
Влетаю в холл, нервно теребя раскуроченные кусачками наручники на запястьях. Вот теперь я, в самом деле, чувствую себя отъявленной преступницей. И замечаю косые взгляды. Плевать, нет времени.
Направляюсь к барышне на рецепшене, и тогда же на улице гремит взрыв. Да такой мощности, что начинают дребезжать все стенные стекла. Несколько этажей башни “Москвы” полыхают пламенем и окутаны черным дымом. Осколки сыпятся на прохожих и припаркованные внизу машины. Как по сигналу начинается неконтролируемая паника.
Доли мгновений перерыва, как в музыкальном сопровождении, и второй взрыв. Третий следом. Соседний брат-близнец содрогается всей конструкцией. Вокруг уже стоит дикий вой, галдеж и крики. Все тонет в черноте и запахе гари.
Стас успевает схватить меня и повалить на пол, когда своды разбегаются в разные стороны. Грохочет очередной взрыв. Где-то внизу под нами, на подземной парковке. И на верхних этажах. Дважды. Весь холл укутывает стеной бетонной крошки, стекла, пепла и дыма. Если опорные колоны не выдержат…
БОЛЬНИЦА
Утыкаюсь носом в потрескавшуюся плитку, закрывая голову руками, и жду, когда уже тут все к черту разрушится. Но нет, вроде обошлось, эпицентры взрывов были дальше, так что первый этаж лишь зацепило дошедшей волной. Только ногу чем-то придавило: больно, но не катастрофично.
Рискую поднять голову и понимаю, что не вижу ничего. Всё в дыме, копоти и черноте. При каждом вдохе горло адски шкребет. В глазах слезится, руки ноют и кровоточат от прилетевших осколков, а в ушах стоит дикий гул стада бизонов. И это последствия здесь! А как досталось тем, кто оказался в непосредственной близости к подложенной взрывчатке?
Стас, прикрывавшийся меня собственным телом, зашевелился, рискуя переломать мне ребра.
— Цела?
— Цела.
Приподнимаюсь на руках, стараясь рассмотреть хоть что-то. Выходит с трудом. Приходится прищуриваться, а вот шорохи и тихие стоны хорошо различаются. Пытаюсь пошевелиться. Черт, нога во что-то сильно вляпалась.
С трудом и только при помощи Стаса стаскиваю с лодыжки отколовшийся от стены пласт. Гипсокартонный с металлическими направляющими. Не бетонный, к счастью, иначе нога превратилась бы в лепешку.
Вокруг царит апокалипсис. За стеной дыма и пылающего огня на верхних этажах сложно поверить, что на улице день. Вдалеке воют сирены, кричат люди, а через рваные промежутки что-то с жутким грохотом падает. Видимо, остатки соседних башен исторгают из себя уже ненужные конструкторные детали. Рядом охают и стонут гости первого этажа, хрустя осколками под ногами. Живые, и на том спасибо. Отделались легким испугом.
— Пошли.
Стас выводит меня на улицу, но блаженного глотка свежего воздуха получить не удается. Все пропитано удушающим горячим смрадом. Башни “Москва” и “Петербург” окутаны чернотой. Уцелевшие стеклянные стены этажами выше покрываются копотью, после чего, со звуком открывшегося шампанского, лопаются, осыпая столпившихся внизу осколочными конфетти.
Поднимаю глаза наверх и понимаю, что “Федерация” выглядит ничуть не лучше. Пятидесятые этажи почти неразличимы в кумаре. Этажи главного начальства и божественной бухгалтерии. Страшно представить, насколько пострадали те, кто сейчас там. Вечность вечностью, но когда тебя разрывает на куски… это как бы тоже действенный способ уйти из жизни. Не говоря уж об эйнхериях. Бедолаги вообще смертные.
