Она сойдет с автобуса в Нью-Йорке и вместе со всеми выйдет с автобусной станции на улицу – такую же, как в ее родном городе, предполагала Бетси. (Нельзя позволять страху неизвестности создавать препятствия на ее пути. Она должна быть стойкой перед трудностями, которые приготовил ей этот мир.) Затем возьмет такси, как по пути на автобусную станцию, только теперь уже день, а значит, найти такси будет проще и она сможет смотреть в окно. Она поедет в отель. Тетя Морген однажды жила в Нью-Йорке в отеле под названием «Дрю». Зная от тети, что это приличное место, подходящее для девушки, которая путешествует одна (впрочем, она не уверена, что тетя Морген была одна), Бетси решила начать с него. Потом, когда она разберет вещи и немного освоится в городе, нужно будет переехать в другой отель, название которого тетя Морген не знает. Она не помнила, говорил ли доктор Ронг, что знает какие-нибудь отели в Нью-Йорке, однако могла с уверенностью предположить, что отели для девушек, которые путешествуют одни, ему не известны. Ее воспитали в строгости, и она должна вести себя очень хорошо, с удовлетворением подумала Бетси. Она написала тете Морген и доктору Ронгу, что они ее не найдут, и значит, искать в Нью-Йорке (где ее как раз таки можно найти) они, скорее всего, не додумаются. Ей вдруг пришла в голову мысль (Бетси захихикала, а Элизабет заворочалась во сне): наверное, Лиззи и Бет тоже стоило отправить прощальные открытки. При первой же возможности, решила Бетси, каждой по открытке из отеля – и хватит с них. Элизабет опять зашевелилась и тихо застонала – Бетси притихла, не желая ее будить.
Автобус плавно двигался сквозь тьму, легонько покачивая спящую Элизабет. Чтобы не выделяться среди дремавших пассажиров, Бетси прикрыла глаза и вдруг удивилась самой себе: она одна, посреди ночи, едет в Нью-Йорк. Она впервые доверилась чужим людям, которым не было до нее дела. Села в автобус в надежде, что водитель отвезет ее куда нужно, назвала свое имя женщине, дремавшей впереди. Всю оставшуюся жизнь она проживет в чужой комнате, будет есть за чужим столом, гулять по незнакомым улицам под солнцем, которого она никогда не видела наяву. Скоро никто не узнает Бетси в лицо, доктор Ронг забудет о ней, а тетя Морген будет искать Элизабет. Отныне все, кто смотрят на нее, видят ее впервые. Она – незнакомка среди незнакомцев, и те, от кого она сбежала, для нее теперь тоже незнакомцы.
– Кто я? – прошептала Бетси, так тихо, что даже Элизабет не услышала. – Куда я направляюсь?
Она знала: очень важно быть кем-то, быть кем-то с самого рождения. В этом новом для нее мире все без исключения были кем-то.
– Меня зовут Бетси Ричмонд, – тихонько твердила она. – Я родилась в Нью-Йорке. Мою маму зовут Элизабет Ричмонд, Элизабет Джонс до замужества. Она родилась в Оуэнстауне, а я – уже в Нью-Йорке. Сестру моей мамы зовут Морген, но я мало с ней знакома. – Невидимая в темноте, Бетси ухмыльнулась. – Меня зовут Бетси Ричмонд, и я еду в Нью-Йорк одна, ведь я уже достаточно взрослая, чтобы путешествовать самостоятельно. Я еду на автобусе, а в Нью-Йорке возьму такси, и оно отвезет меня в отель. Меня зовут Бетси Ричмонд, и я родилась в Нью-Йорке. Мама любит меня больше всех на свете. Мою маму зовут Элизабет Ричмонд, а меня – Бетси. Мама всегда звала меня Бетси, меня так назвали в честь мамы. Бетси Ричмонд, – в который раз прошептала она, и слова растворились в шуме автобуса. – Бетси Ричмонд. – Элизабет застонала и прижала руки к груди – ей снился сон. Бетси продолжала приговаривать: – Мама злилась на свою Бетси, а теперь я одна, и я еду на автобусе в Нью-Йорк. Я уже достаточно взрослая, чтобы путешествовать самостоятельно, меня зовут Бетси Ричмонд, Элизабет Джонс до замужества. «Бетси – мое золотце», – говорила мама, а я говорила: «Элизабет – мое золотце». А еще я говорила: «Больше всех Элизабет любит Робина».
Бетси выпрямилась в кресле, так резко, что полусонная Элизабет открыла глаза и спросила:
– Доктор?
– Нет, нет, – успокоила ее Бетси.
Она испуганно огляделась по сторонам – не слишком ли громко получилось, не забылась ли она. Это все Робин, Робин чуть не разбудил Лиззи. Бетси немного подождала, всматриваясь в темноту. Водитель продолжал спокойно вести автобус, кто-то впереди пошевелился и громко вздохнул. Бетси с облегчением откинулась на спинку кресла. Ничего страшного, другие тоже двигаются и издают звуки, и никому нет дела. А ведь она даже не знает, где теперь этот Робин, подумала Бетси, глядя в окно. Да он и не вспомнит ее, если встретит, для него она будет всего лишь незнакомой девушкой. Узнай мама, что он сделал, он бы пожалел. Нет, больше всех мама любит Бетси, она просто дразнилась тогда. Потянула ее за волосы и сказала: «Больше всех Элизабет любит Робина». Больше всех мама любит Бетси. Ее зовут Бетси Ричмонд, а ее маму – Элизабет Ричмонд. Мама зовет ее Бетси. Робин плохой.
Бетси хотела встать и походить по автобусу, но не решилась. Не стоило будить Элизабет, и потом, если она, скажем, подойдет к водителю и спросит, с какой скоростью они едут, или долго ли еще до Нью-Йорка, или не зовут ли его случайно Робин, все обратят внимание, потому что обычно никто не спрашивает у водителя, с какой скоростью едет автобус. При мысли о Робине Бетси всегда приходила в сильное возбуждение, которое сейчас было совсем некстати. Она заломила руки, принялась тереть глаза и покусывать губу. Что она будет делать, если вдруг встретит Робина в Нью-Йорке?
Автобус занесло на повороте, и Бетси завалилась набок. Это показалось ей забавным, и она захихикала. Затем, внезапно обрадовавшись тому, что ей все-таки удалось сбежать и никто теперь ее не найдет (как тогда она может встретить Робина?), Бетси села ровно, сложила руки на груди и начала строгий разговор с самой собой.
Если она хочет жить в этом мире, хочет быть как все люди, Робин должен остаться в ее памяти, нельзя просто выкинуть его из головы. Все, у кого есть память, помнят не только хорошее, но и плохое, и было бы очень странно, если бы у нее остались только хорошие воспоминания. Должны быть и плохие, не то все заподозрят неладное. Нужно оставить Робина, плохого, гадкого Робина. Они втроем ходили на пикник – Робин, мама и Бетси. Нет, помотала головой Бетси, если уж вспоминать, то все, с самого начала, как следует. Начать с утра и восстановить в памяти все события того дня. Никто не вспоминает только плохое – вспоминают вместе с тем, что было до и после. И, наверняка, успокаивала она себя, одного плохого воспоминания достаточно, поэтому, если спросят, что было дурного в ее жизни, она расскажет про Робина, и этого хватит.
Итак, Бетси проснулась утром, светило солнце, на кровати лежало синее покрывало. На спинке кровати висело зеленое платье, и Бетси подумала о том, что синее с зеленым смотрится на удивление неплохо. Снизу доносился мамин голос: «Чудесный день для пикника с моей Бетси, чудесный-расчудесный день!» Потом мама пошла наверх и, поднимаясь по лестнице, все повторяла про чудесный день – чтобы Бетси скорее проснулась. Когда мама вошла в комнату, солнце ярко светило ей в лицо, поэтому Бетси не запомнила, как она выглядела в тот день. «Чудесный день для моей Бетси, – сказала мама, – чудесный-расчудесный день для пикника, поедем на залив». Она подошла и пощекотала Бетси, та скатилась с кровати, и мама ударила ее подушкой, а Бетси засмеялась. Мама крикнула: «Арахисовое масло!» – и выбежала из комнаты, а Бетси крикнула ей вдогонку: «Джем!» Бетси надела зеленое платье и спустилась вниз. На завтрак она ела апельсины и тост, потому что было жарко. Мама делала сэндвичи с арахисовым маслом и сэндвичи с джемом, и, пока Бетси завтракала, она поглядывала на нее и говорила: «Арахисовое масло!» – а Бетси отвечала: «Джем!» Мама хотела арахисовое масло, а Бетси – джем, и было забавно, что у двоих людей с одинаковым именем, которые души друг в друге не чают, такие разные вкусы. Мама сварила вкрутую яйца, налила в бутылку лимонад, взяла печенье и, сложив все в корзинку для пикника, сказала: «Бетси, девочка моя, давай возьмем с собой бедного Робина. Бедному Робину одиноко, а Элизабет его так любит». Бетси ответила: «Джем!» Мама скорчила ей рожу и сказала: «Арахисовое масло! Но Робина мы все-таки возьмем».
