Когда во входной двери повернулся ключ и в прихожей послышались шаги, Морген некоторое время сидела молча и прислушивалась. Племянница тихонько закрыла дверь и положила сумочку на столик в прихожей. Затем, судя по звукам, открыла шкаф и убрала пальто со шляпкой. Аккуратность говорила о том, что пришла либо Элизабет, вечно смущенная и потому все делавшая осторожно, либо Бесс, трепетно относившаяся к своим вещам. Отсутствие шума и легкость движений позволяли исключить Элизабет.
– Бесс? – позвала Морген.
– Да?
– Ты не могла бы подойти на минуту?
Бесс вошла в гостиную, щуря глаза, чтобы лучше видеть в полумраке.
– Что с тобой? – В голосе племянницы не было грубости, но и заботы Морген в нем не почувствовала.
– Легкое недомогание, – спокойно ответила Морген. – Трепет живого существа при виде смерти, отречение от земных забот перед лицом святости. Я решила, что сегодня ты приготовишь ужин.
– Сходи в ресторан. Я уже поужинала.
– С кем это?
– Не твое дело.
– Кто-то ведь заплатил за ужин. – Морген приподнялась в кресле. – Ты опять лазила ко мне в сумочку?
– Конечно, нет. – Немного помолчав, Бесс нехотя добавила: – Раз уж тебе непременно надо знать, я нашла старую копилку.
Морген рассмеялась и, включив лампу на столике рядом с креслом, сказала:
– Бедняжка. Можешь ужинать где угодно. В следующий раз скажи – я дам тебе пару долларов.
– Ты даже не представляешь, как я однажды с тобой поквитаюсь, – медленно проговорила Бесс, с ненавистью глядя на Морген. – Не представляешь, что я вытворяю с тобой в мыслях. Когда я получу свои деньги и мне больше не придется жить здесь, я буду делать с тобой ужасные вещи.
– Валяй, – ответила Морген, не впечатленная угрозами. – По-моему, дорогуша, ты неплохо поупражнялась на холодильнике.
– На каком холодильнике? – невинно переспросила Бесс.
– Знаешь, что мне следовало бы сделать? – Морген откинулась в кресле, чтобы лучше видеть племянницу. – Ткнуть тебя носом в этот холодильник. Или всыпать тебе по первое число.
– Ты не посмеешь, – заявила Бесс, делая шаг назад.
– Еще как посмею, – искренне удивившись, заверила ее Морген. В этой жизни было очень мало такого, чего Морген не посмела бы сделать, не считая, конечно, обстоятельств, в которых она, по счастью, не оказывалась. – Я буду поступать так, как захочу, с тобой или с другими.
– Мне все равно, как ты будешь поступать с другими. Когда я найду адвоката…
Морген снова рассмеялась, так искренне и безудержно, что на глаза навернулись слезы и ей пришлось отхлебнуть бренди, чтобы промочить горло.
– То-то будет весело, – проговорила она сквозь смех, – ты ведь даже не знаешь, какой сейчас год. – И Морген жеманным голосом передразнила Бесс: – Дело в том, сэр, что я получу все эти деньги, когда мне исполнится двадцать пять, то есть через несколько месяцев, но я считаю, что мне все еще девятнадцать, и никто не даст мне… Боже правый. – Морген тихо вздохнула. Бесс сверлила ее злобным взглядом. – Так или иначе, – посерьезнев, добавила Морген, – дай мне знать, когда найдешь адвоката, детка, я оплачу его счета.
– Вот бы моя мать была жива и видела, как ты со мной обращаешься.
Морген сердито посмотрела на племянницу.
– Ты, должно быть, забыла, как с тобой обращалась твоя мать. Не смей так говорить, не то я… – Морген не договорила.
Бесс резко превратилась в Элизабет, и теперь та испуганно таращилась на тетю.
– Чего уставилась? – Морген была раздосадована на саму себя за то, что, как всегда, сказала лишнее.
– Ничего. То есть мне, кажется, нехорошо.
– Ну так иди в постель, ради всего святого. – Морген с раздражением отвернулась.
– Можно, я что-нибудь поем?
– Ты ведь поужинала.
Несчастная Элизабет помотала головой.
– Если можно, я сделаю себе сэндвич.
– Пожалуйста. И мне тоже сделай.
Элизабет обрадовалась.
– Я приготовлю тебе что-нибудь вкусное. Думаю, мне нехорошо, потому что я ничего не ела.
Утомленная разговором, Морген взяла журнал, который читала накануне, перед тем, как пришел доктор.
– Смотри не переусердствуй, – бросила она Элизабет и, устыдившись своей грубости, добавила: – Кричи, если понадобится помощь.
– Я справлюсь.
Элизабет деловито удалилась на кухню. Морген хотела было налить себе еще бренди, но передумала. Несколько минут она сидела, вполуха слушая доносившиеся с кухни звуки, а потом, встрепенувшись, сказала себе, что Элизабет уже давно справляется сама и, если Морген не слышит грохота или криков, беспокоиться не о чем. Через некоторое время, различив шаги, она отложила журнал и с предвкушением повернулась в сторону двери.
– Что у тебя там? – спросила Морген, когда племянница вошла с подносом.
Бетси хихикнула, опасно наклонив поднос.
– Ох уж эта Элизабет. Пока разберется, что к чему, можно с голоду умереть. Пришлось помочь. Сэндвичи с сыром и молоко.
– Горчица?
– Если честно, сэндвичи делала она. Я налила молоко.
Морген освободила кофейный столик, Бетси поставила на него поднос и пододвинула себе кресло.
– Знаешь, – сказала Морген, беря салфетку, – я ведь ничего не ела с… Боже! – Она замерла, глядя перед собой, а потом, давясь и издавая жуткие звуки, принялась лихорадочно выковыривать изо рта кусок сэндвича.
– Что такое? – Бетси отшатнулась от столика. – Робин?
Морген швырнула сэндвич через всю комнату, а то, что было во рту, выплюнула в салфетку.
– Дрянь, дрянь, мерзкая дрянь!
Бетси посмотрела на свой сэндвич.
– Да что случилось?
– Грязь, в сэндвиче – грязь. – Морген скривила лицо и отвернулась. – Мне дурно.
– В моем – нет. На, возьми. – Бетси протянула тете свой сэндвич, но та оттолкнула ее руку. – Мне дурно, уходи.
– Морген, дорогая, в чем дело? Тебя что-то расстроило?
– Пошла вон! – взбесилась Морген. – Убирайся, пока я чем-нибудь в тебя не швырнула, гадкая, мерзкая дрянь!
– В самом деле, возьми себя в руки. Бросаешься едой, издаешь кошмарные звуки, прямо как…
– Да уберешься ты наконец? – Морген встала и замахнулась на племянницу. – Лживое чудовище…
– Ты вечно придираешься, – заплакала Элизабет. – Я ничего не сделала.
Морген перевела дух и молчала. Возможно, она твердила себе что-то про разных Морген, только спустя несколько минут она мягко сказала:
– Извини. Я просто расстроилась. Не хотела тебя пугать, детка. Пойдем, уложу тебя в постель.
