* * *
В номере Андрей первым делом заглянул в бар. Ни на одной бутылке с водой или спиртным, ни на одной упаковке с печеньем или чипсами не было следов вскрытия и повреждений. Связь между паромом и запиской, хотя и сомнительная, вскрылась там, где, наверное, следовало ее искать с самого начала. Подключив камеру к телевизору и пролистывая снимки, он обратил внимание на высокого человека в черно-синей ветровке, что мелькал на кадрах и парома, и батареи. Андрей взялся разглядывать долговязую фигуру с увеличением, но скоро махнул рукой: не было ничего удивительного, что кто-то, прибывший с ним одним рейсом, тоже заявился на батарею. С мыслью о своей подозрительности он спустился в ресторан и, после того как увидел на стене у одного из столиков черно-синюю ветровку, а за столиком – долговязого человека, на миг даже залюбовался этой мыслью, как бы обряжая ее в ветровку.
Долговязым человеком был Корнилий. Они встретились глазами. Корнилий кивнул, давая понять, что он тут не случайно. Андрей сделал заказ и рассеянно пролистывал меню. Через несколько минут Корнилий закончил трапезу, оделся и вышел на улицу. Андрей последовал за ним. Корнилий курил на скамье в крохотном парке через дорогу от гостиницы. В чернильной тени буков огонек сигареты вспыхивал маячком.
– Какого черта вы шпионите? – сказал Андрей.
Корнилий выдохнул дым.
– А того, что я подневольный человек. Такой же, как и некоторые.
Андрей одернул рукава.
– Что еще?
Корнилий не ответил.
– …Ручной тормоз, – спросил Андрей, – на пароме – ваших рук?
– Какой еще тормоз?.. Впрочем… – Корнилий помотал головой. – Не знаю ничего. Знаю одно: если б вы были повнимательней – и на пароме, и тут, – то говорили бы не про тормоза, а про хвосты.
– Про что?
– Да за вами следят с погрузки.
– Кто?
– Вот уж не знаю.
– Почему?
– Не мое это дело.
Чувствуя, что начинает заводиться, Андрей передохнул.
– А что ваше дело? Зачем вы здесь?
Корнилий бросил окурок.
– Да за одним. Предложить, пока не поздно, вернуться. Пока не заварилась международная каша. Как говорится, от греха подальше.
– Всё? – уточнил Андрей.
Корнилий хмуро взглянул на него.
– Что – всё?
– Вы сказали… – Андрей снова передохнул, сделав вид, что подыскивает нужное слово, но на самом деле выгадывая время, чтобы не поддаться забиравшей его злости – не заорать или, чего доброго, не дать волю чесавшимся кулакам. – Если это – всё, то можете убираться к чертовой матери. От греха подальше.
– Другого ответа, честно говоря, и не ждал. Уф-ф… – Корнилий достал из кармана крохотный, с монету, пластиковый футляр и подал его Андрею. – Предложение номер два.
Андрей взял футляр и присмотрелся к нему, выставив на свет от фонаря. Это был прозрачный контейнер с картой памяти.
– Схема для навигатора, – пояснил Корнилий. – Маршрут.
– Я знаю маршрут, – сказал Андрей.
Корнилий встал со скамьи.
– Здесь точные координаты.
– Хотите сказать, мне дали неверные?
– Если их не запрашивали у меня, значит, неверные.
Андрей озадаченно взмахнул карточкой.
– Чушь какая-то.
– Желаю всего наилучшего. – Корнилий одернул ветровку и направился к одинокому такси на стоянке.
Андрей подождал, пока машина вырулит на дорогу, и вернулся в гостиницу. На лестнице его догнал официант с напоминанием о заказе. Андрей спросил, сколько с него причитается, и тут же, на ступеньках, расплатился за какую-то «особую рыбу по-монашески».
* * *
Днем в машине, несмотря на то что ехал к Шаберу по новой карте, он всю дорогу не мог отделаться от ощущения, что движется наугад, бог знает куда. Теперь, когда долгожданное объяснение и разгадка – выключатель в темной комнате – были так близки, они казались ему еще менее достижимыми, чем день назад. Он не знал ни того, что скажет Шаберу, ни того, захочет ли Шабер вообще говорить с ним.
Метка-мишень на виртуальной карте разбухла и замигала, когда, миновав знаменитую церковь-маяк на взгорье, автомобиль поравнялся с живой изгородью вокруг большого английского сада. Каменные столбы при въезде, некогда служившие опорой для ворот, подставляли макушки кованой арке с рельефным гербом. Восьмиконечный латинский крест на рыцарском щите обрамлялся порфирой, подхваченной сверху короной. Тисовая аллея вела от арки к сухому фонтану с бронзовым львом. Зеленый от патины зверь скалил зубы, сидя спиной к колонному фасаду особняка. Двухэтажный дом с увитыми плющом стенами и башенками на углах походил на княжеский замок. Здесь, у подножия парадной лестницы, Андрея встретила осанистая старуха в монашеской мантии. В ее руках были четки, на пелерине по левому плечу лоснился белый вышитый крест той же формы, что на гербе арки. Андрей подхватил фотоаппарат, выбрался из машины и хотел поздороваться с монахиней, однако осекся под надменным, почти враждебным взглядом. Вибрирующим голосом старуха было зарядила отповедную фразу:
– Что угодно господину…
Вопроса своего она не закончила, не то передумав считать Андрея господином, не то в свою очередь озадаченная выражением ответной холодности в его глазах. Стараясь попасть в тон старухе, Андрей сказал, что ему угодно видеть господина слугу бедных и больных и желательно сей же час. Свою просьбу он подкрепил взмахом служебного медальона. Подобрав глубокий рукав, монахиня взглянула на часы, чинно поднялась по ступеням и скрылась за дверью. Андрей было полез в кофр за фотоаппаратом, но лишь огладил пальцем застежку – из тени под потолком портика на него смотрел стеклянный глаз камеры наблюдения. Еще две камеры прятались в машикулях по углам дома. Не успев затвориться, дверная створка распахнулась вновь, и монахиня кротким поклоном пригласила Андрея пожаловать внутрь. Он взошел на крыльцо. Через высокий, под самые стропила, холл с верховой галереей старуха проводила его к библиотеке и оставила тут в дверях.
Забранные тюлем окна зала выходили на темный от елей задний двор, стены были заставлены книжными стеллажами. Тут, у стола на кафедре, Андрей и увидел Шабера. Опираясь на угол столешницы, тот глядел на экран компьютера. Против ожидания Андрея, новоиспеченный госпитальер был не в мундире с эполетами и не во фрачной паре, а в простом спортивном костюме. Небольшого роста, поджарый, седой как лунь, с костистым лицом и настороженным огоньком в водянисто-голубых глазах, он почти не отличался от образа, который Андрей составил для себя, разве что выглядел старше своих пятидесяти пяти.
Андрей кашлянул.
Отпихнув клавиатуру, Шабер спрыгнул с кафедры, энергичным шагом приблизился к гостю и, улыбаясь, словно указывал на него кому-то третьему, нацелился Андрею в живот растопыренной пятерней:
