Андрей, не моргая и не видя того, на что смотрит, глядел в ноги Шаберу. Как только прозвучала главная, оглушительная для него новость – что отец был не случайной целью покушения, – голос Шабера начал слышаться ему будто издалека. Все следовавшие за этой новостью слова стали для него пустым звуком. Он оценивал их каким-то внешним рассудком, задерживал в какой-то окраинной памяти, потому что был занят и контужен страшной новостью об отце, боролся с ней и усваивал ее. Свет в темной комнате зажегся, но пока лишь ослепил его.
Шабер подошел к окну, отбросил тюль, глянул во двор и возвратился на кафедру. Андрей молча смотрел на него. Шабер хотел что-то сказать, но, обернувшись к монитору, с досадой подбоченился. Андрей понял, что произошло нечто необычное. Шабер взялся что-то делать с компьютером, дергать провода под столом, наконец выдернул, бросил их и обратился встревоженным голосом к Андрею. Следуя его наставлениям, Андрей покорно отдал ему телефон, фотоаппарат и пошел за ним в угол зала. Он таращился в спину Шабера и представлял под его лопаткой две дырочки от пуль двадцать второго калибра. В углу, где Шабер стал возиться с книгами в нижней полке, Андрей посмотрел в трюмо, заслонявшее простенок между стеллажами, и не увидел себя. Этому он тоже не удивился, притом не подумав, что встал сбоку и оттого не видит своего отражения, однако был озадачен, когда, подвинувшись, обнаружил на своем месте задыхавшегося от волнения человека с пистолетом в руке.
Трюмо прикреплялось к дверце, запиравшей вход на площадку винтовой лестнички. Шабер, который в спешке не сразу мог справиться с секретной тягой замка, собрал и поставил обратно на полку выброшенные книги, подтолкнул Андрея на площадку, вошел следом и закрыл дверь. По каменным ступенькам они спустились глубоко, метра на три, в замшелый тамбур, шедший позади Шабер направлял полушепотом Андрея и освещал путь дисплеем мобильника.
Андрей, думая, что Шабер хочет предъявить новые доказательства заговора против отца, молча следовал за ним. Он немного пришел в себя, когда почувствовал, что взопрел в верхней одежде и тяжело дышит от ходьбы. Оказалось, они идут по слегка забирающему в гору туннелю. Ни начала, ни конца этой кирпичной жиле было не видать. Редкие фонари, снабженные тепловыми датчиками, загорались по одному на потолке.
Туннель кончался подвалом, заставленным машинной рухлядью вперемежку с дощатыми бочками и рыболовными снастями. Из подвала вела такая же винтовая лестница, что в библиотеку, только много длинней. Андрей решил, что они поднимаются по сторожевой башне. По углам ступеней трепетал птичий пух, потолки маршей были захвачены паутиной и лишайниками. В окна-бойницы виднелись ржаво-зеленые, подкровавленные вереском холмы, среди них – серая, как будто стертая коробка недостроенного храма и вдали, на горизонте, снежная от прибрежных барашков полоса моря. На обзорной площадке, отстоявшей от земли метров на тридцать, Шабер прошелся вдоль перил, отдуваясь. Андрей встал у двери. Несмотря на ветер, он снял куртку.
– Знаете, – сказал Шабер, – у нынешних… – он повертел кулаком над теменем, – высоколобых… есть понятие. Нарвался как-то: фантазматический щит, то есть, когда отец создает вокруг ребенка такую живую ограду. Заповедник, который сглаживает ударный контакт с жизнью, служит подушкой безопасности для восприятия.
– И что? – не понял Андрей.
– А то, что это хорошо до известных пределов. То, что вы не так хотите расследовать смерть отца, как желаете снова очутиться в этой… – Шабер простер руку на холмы и тонувшую в парке усадьбу, – в этой ограде, в этом заповеднике детства… Вы только не обижайтесь, ради бога. Говорю как забывавшийся и веривший своему счастью отец.
– И что? – повторил Андрей.
Из стенной ниши за ставенкой Шабер достал полевой бинокль, выдохнул и, ощерившись, посмотрел в него куда-то вниз.
– Полгода назад, – сказал он, отставив бинокль на балюстраду, но не выпуская его из руки, – у господина первого советника погиб сын. Ваш ровесник и коллега. Случилось это во время факультетской операции. Я в ней тоже участвовал, но со своей миссией. Моя задача ограничивалась соплячкой… – Повесив бинокль себе на шею, Шабер снова принялся прогуливаться по площадке. – Впрочем, не важно… Операция пошла вразнос, и мне, как вы знаете, пришлось бежать. Но уже тогда я знал, что этот запасной вариант – то ли с не распятым Христом, то ли с Его Вторым пришествием – должен был пойти в дело после площади Богородицы. Факультет всерьез занимался легендой о живом Иисусе, о том, что Вечный жид есть сам спасшийся Спаситель. Там даже закатили диспут, как следует толковать жертвоприношение Авраамом Исаака, то есть: а) прототипом, б) формулой, в) репетицией евангельского Распятия… Здесь, на Кристиансе, комитету удалось запудрить этой чушью мозги всем. Но чего нельзя было представить даже в кошмаре, так это того, что на этот бред поведется господин первый советник.
Андрей встряхнул курткой.
– Да ну.
– А как вы объясните то, что он сам распорядился об участии сына в операции?
– О какой операции вы всё говорите?
Шабер оперся на перила.
– Я, как и факультетские, называю ее «инцидентом 6». То есть мероприятием по добиванию комитета после мятежа. Мои кураторы считают это главным событием, победой, к которой и площадь, и мятеж служат всего лишь прологом.
– Почему?
– Бог знает… Может, потому что верят в то, что для нас – только миф, поповская болтовня?
Озябнув, Андрей надел куртку.
– А что все-таки случилось тогда, полгода назад?
Шабер смахнул с балюстрады песчинку.
– Мое дело было десятое – вытащить из зоны операции обдолбавшуюся девку, причем по телефону.
– А почему это поручили вам?
– Потому что это была провокация Факультета. Я о чем говорю. Если комитет хотел Второго пришествия – он его получил. Заодно с провалом всей оставшейся резидентуры. В этой ситуации мне ставилось задачей не столько заниматься девчонкой, сколько просто обозначать свое присутствие в эфире – для комитета.
– Ее вытащили?
– Кого?
– Девчонку.
Шабер нахмурился.
– Да при чем тут это?.. Впрочем – нет, если угодно знать. Насколько я знаю, она погибла.
– А где проходила операция?
– Ни за что не догадаетесь… В детском саду.
– Где?
– В каком именно, без понятия, в том-то и дело. Знаю одно: после операции отсюда были отозваны почти все расквартированные агенты ФБ.
– Ну тогда, выходит, здесь?
– Да не знаю же, говорю.
– Зачем тогда эвакуировать агентов?
– А какой смысл держать штаб, когда всё позади: и мятеж, и разгром комитетских?
Нащупав в кармане куртки что-то громоздкое, Андрей, не соображая, достал пистолет и вороватым движением сунул его в кобуру.
