Бармен выключил телевизор.
– И что он вам сказал? – спросил Андрей советника.
– Кто?
– Этот, с базара.
– Ничего. Молчит да мычит.
– И все?
– Все. Ну, кроме ожога в загривке.
– Электрошокер?
Советник смотрел перед собой, будто считал что-то.
– Так что ж – открылись чакры?
Андрей хмыкнул.
Советник сбивал мизинцем со стола сахарные крупинки.
– Будешь играть в молчанку, от меня тоже ничего не жди.
– А я чего-то жду?
– Продолжения шаберовской эпопеи.
– Так вы имеете отношение к стрельбе на площади?
– А ты к электрошокеру имеешь отношение?
– Вы все видели.
– Нет, не все.
– Да – имею отношение! – выпалил Андрей. – Но не имею понятия, какое именно!
– А к гранате?
– К какой еще гранате?
– К той, которая шарахнула по идиотам, которые бросили ее.
– Имею, да! Беру все на себя. Что еще?
– Ничего, – вздохнул советник. – Остынь.
– Вы имеете отношение к площади Богородицы? – повторил Андрей.
Советник откашлялся.
– Имею.
– И так просто об этом говорите?
– А как еще об этом говорить? На площадь я тогда смотрел, как ты на меня сейчас. Но в одном я как тогда был уверен, так и сейчас – уж прости, – родитель твой получил по заслугам. Знал, на что шел.
– Знал, что шел на смерть?
– Человек, если он не дурак и не святой, всегда знает, когда переходит черту.
Андрей облокотился на стол.
– Какую еще черту?
Советник тоже налег на столешницу.
– Шабер сказал тебе, что целью покушения был отец, что ранение цесаревича должно было приковать внимание к цесаревичу?
– А разве не так?
– А он не сказал, что сначала это и была отцова операция?
– Какая операция? – Андрей глядел с ненавистью в воспаленные, из-за плюсовых стекол как будто вытаращенные глаза советника. – Собственное убийство?
– Убийство ее величества и свое легкое ранение.
– Вы с ума сошли?
Советник с равнодушным видом отшатнулся.
– Ну так вот… Отец твой, как и некоторые, был уверен, что ее величество причастна к смерти государя…
– Ничего подобного! – вскинулся Андрей.
– …Скажу сразу, – продолжал советник громче, – заговор с ее участием – чепуха. Только благодаря ей государь прожил больше того, что отмерял комитет. У твоего отца на этот счет были свои резоны. Он дружил с государем. Даже породнился. И стоило роженицам помахать бумажкой про яд, как они заполучили союзника. Бумажка, правда, потом заменилась другой бумажкой. Да и кому нужен яд, если дело сделано?
– Какой еще другой бумажкой?
– Справкой. Даже двумя.
– О чем?
– О бесплодии государя и об отце цесаревича.
Андрей подумал, что ослышался.
– О бесплодии? Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать одно, – подхватил советник, краснея. – Я хочу сказать, что биологический отец наследника – Данила Мертвый. Я хочу сказать, что твой отец решил чинить суд по своему разумению. Я хочу сказать, что он увидел корону у себя на голове. И хочу сказать, черт вас всех дери, что все это начинается по новой.
Андрей приподнял руку.
– Стойте. Цесаревич – это… – Он недоуменно фыркнул. – Но как вышло, что стреляли в отца, если он готовил операцию?
– Перехват.
– Какой перехват?
– Мы перехватили операцию.
– Но почему вы хотя бы не арестовали его?
Советник почесал щеку.
– А за что? За красивые глаза?
Андрей взял солонку и, пытаясь читать этикетку, вертел в пальцах. Буквы скакали и рассыпались у него перед глазами.
– И вы просто вели его. Как зверя в засаду.
– Как зверя в засаду, – отозвался советник. – Вопрос только, в чью засаду… Да и что еще оставалось? Вызвать на беседу, чтобы он плюнул нам в морду?
– И значит, тот, кто стрелял по его команде, стрелял в него?
– Тот, кто стрелял по его команде, и должен был стрелять в него.
– Но его пулю, ту, в ногу, получил цесаревич?
– Ну, в общем, да.
– И вы хотите, чтобы я поверил, что ее величество дала на это согласие?
– Ее величество не давала согласия.
– Она была не в курсе операции?
– Будем считать, я не слышал вопроса.
– Почему?
– При чем тут ее величество, если тебя интересует пуля?
– Ладно. И что с пулей?
– Ничего. Не было никакой пули.
– А что?
– В кармане у цесаревича сработала шутиха, или как ее там. Если бы кто видел все это вблизи, он бы увидел и подлог.
– Час от часу… – Андрей озадаченно расставил руки. – А шрам?
– Какой шрам?
– Шрам от пули у цесаревича.
– А шрам – и была забота того, кто потом вырезал из ноги то, чего там не было отродясь.
– Хорошо. Те справки, из-за которых сыр-бор, – ведь после площади они никуда не делись?
– Никуда не делись.
– Тогда какой смысл был в стрельбе?
– Смысл был не в стрельбе.
– А в чем?
Советник покусал губу.
– В предощущении короны на голове.
– Опять… вы не понимаете… – Андрей раздернул плащ. – Того, кто там что-то ощутил с короной, – вы убрали его. Концы в воду. Холостые патроны. Я это понял. А что со справками?
– А что со справками? – выпучился советник. – На кой черт они сами по себе? Кому их было предложить? Тебе?
– Зачем мне?
– А кому еще?
Андрей пожал плечами.
– Газетам…
Отдуваясь, советник стал ворочаться на скамье, как если бы чувствовал удушье.
– Скинуть справки в газеты значило выкинуть белый флаг. Оплеуха вышла бы сочная, спору нет. Но прощальная. После этого комитет мог рассчитывать разве что на вторжение.
– То есть отец был единственный, в чьих руках эти справки имели вес?
– Именно так.
