– Край кровати примерно на уровне колена, – ответил я и тут же решил реконструировать события. – Айдар, ложись на кушетку!
Далайханов занял место на кушетке, я взял у эксперта авторучку, несколько раз «ударил» коллегу в область сердца.
– Вот и я о том! – подал голос Ласковый. – Чтобы нанести сильный удар точно в сердце, не повредив ни одного ребра, надо встать на колено. Из положения «стоя» вертикальный удар не получится.
– На теле больше не было никаких повреждений? – спросил я.
– Ни царапины! Впрочем, нет. На лице есть старый шрам.
– Шрам у нее майский, он отношения к делу не имеет.
– Тогда, кроме проникающей раны груди, других повреждений нет. Девушка при жизни была очень ухоженная: на руках маникюр, на ногах – педикюр. Зубы отбелены специальной пастой. Единственная пломба в коренном зубе изготовлена из импортного материала.
– Как у нее с половой жизнью?
– Ты про девственность или про следы изнасилования? – спросил эксперт. – Половой жизнью девушка жила давно, накануне смерти сексом не занималась. Во всяком случае, материальных следов полового акта я у нее не обнаружил.
– Перед убийством она почувствовала себя плохо и пошла полежать.
– Жди результаты из лаборатории. В своем исследовании я отметил, что у нее слегка увеличена печень, но это может быть реакцией на алкоголь. Теперь поговорим об орудии убийства. Что скажете?
Ласковый выложил на стол предмет, похожий на кортик с коротким клинком и самодельной рукояткой. С одной стороны клинка, перед рукояткой, была выемка для крепления к ножнам, над ней выбита голова в рыцарском шлеме. С другой стороны на клинке были две перекрещенные шпаги и буквы «GB&…». Последняя буква была стерта. Лезвие клинка потемнело от времени, местами заржавело. Рукоятка была изготовлена из пористой пластмассы, накрученной на хвостовик клинка.
– «Крупп-сталь»! – прокомментировал эксперт. – Качественная вещь. Клинком можно гвозди рубить.
– Что это? – спросил я. – Если это кортик, то почему такой короткий?
– Судя по каталогу холодного оружия, это действительно кортик, выпускавшийся в нацистской Германии для офицеров-подводников. Подробнее вам эксперты-криминалисты расскажут, а что до длины клинка, то она была уменьшена кустарным способом.
– Зачем? – не понял я. – Для чего такой предмет может быть нужен?
– Не знаю. Этим кортиком можно только колоть, режущая кромка у него тупая.
– Свинью им заколоть можно?
– Вряд ли. Длина клинка – тринадцать сантиметров. Если свинья откормленная, с хорошей жировой прослойкой, то клинок ей до сердца не достанет. Во всяком случае, я бы не рекомендовал этим предметом свинью колоть.
– Может, – предположил Айдар, – этот кортик кто-то просто так, на память о войне, оставил, без всякой цели.
– Странный предмет, – повертев орудие убийства в руках, сказал я. – Кто-то не поленился заново наточить поломанное лезвие и придать ему первоначальную форму. Подождем, что наши эксперты скажут.
Я вернулся к кушетке, встал на колено, замахнулся кортиком, прикинул, как он должен был войти в тело Каретиной.
– Женщина могла бы нанести им удар такой силы, чтобы лезвие вошло по самую рукоятку?
– Смотря какая женщина, – ответил эксперт. – Моя бы дочь не смогла, силы бы не хватило. А вот Елена Николаевна, которая у нас полы моет, девчонку бы запросто проткнула. В ней, в Елене, килограмм сто живого веса, она полные ведра с водой играючи носит.
– Понятно, – призадумался я.
В морге я расстался с Айдаром, вернулся в городское УВД, зашел в экспертно-криминалистический отдел, поинтересовался результатом исследования отпечатков пальцев, изъятых в комнате Луизы.
– На тумбочке, кроме следов потерпевшей, есть еще отпечатки пальцев, – сказал мне эксперт. – Их оставила некая Лапшина Татьяна. Ее же палец есть на коробке из-под чая. Поверх ее отпечатков пальцев на тумбочке есть смазанный след.
– После Татьяны кто-то еще открывал тумбочку? – спросил я.
– Андрей, не будем гадать на кофейной гуще! Есть две группы следов. Первые – четкие, поддающиеся идентификации. Второй след – поверхностный, смазанный. Человек, который оставил его, спешил. Больше я тебе ничего сказать не могу.
– Как со следами в квартире?
– Их оставили или потерпевшая, или ее мать, или гости. Неопознанных следов пальцев рук нет.
Часов около четырех с похорон вернулся продрогший Айдар.
– Ничего интересного, – сообщил он. – Слезы, рыдания, бабушка Луизы чуть в обморок не упала, пришлось нашатырем в чувства приводить.
– Мать на похоронах была одна или с мужчиной?
– Стоял рядом с ней какой-то молодой человек, но она больше с мужем общалась, с ним и уехала. Муж, кстати, с этим парнем за руку поздоровался.
– Муж с женщиной был или один?
– Он, как приехал с матерью Луизы, так и уехал с ней.
Вечером на подведение итогов нас собрал Мельниченко.
– Записывайте или запоминайте, – сказал он, сверяясь со схемой, составленной Садыковым. – Расстановка гостей за столом в квартире Каретиных. Слева, во главе стола, сидела Шершнева Валентина, восемнадцать лет, лучшая подруга потерпевшей, бывшая ее одноклассница, одно время занималась в творческой студии «Возрождение». В списке участников застолья она будет под номером один. Далее, на диване, номер два – сама потерпевшая. Рядом с ней номер три – Кутикова Светлана, восемнадцать лет. Коллеги, я больше про возраст говорить не буду, так как все они, кроме одного парня, ровесники. Нет, еще одна девушка моложе остальных. Я о ней скажу отдельно. Итак, номер три – Кутикова Светлана, внешне похожая на мальчика, когда-то занималась в студии «Возрождение», покинула ее по собственному желанию. В настоящее время студентка спортивного факультета пединститута. Номер четыре – Чистякова Елена, ей семнадцать лет, она одногруппница Каретиной. На диване все. Напротив Шершневой, с другой стороны стола, номер пять – Чистяков Андрей, брат Чистяковой Елены. Ему двадцать два года, учится в мединституте. Номер шесть – Долженко Андрей, сидит на табурете слева от Чистякова, напротив его сестры. Учится в техникуме на механика, когда-то посещал студию «Возрождение». Рядом с ним номер семь – Веселов Сергей, одногруппник Каретиной. Последний участник застолья с этой стороны стола – Лапшина Татьяна, одногруппница Каретиной. Ей присвоен номер восемь. Все записали?
Мельниченко передал схему Садыкова мне. На ее обороте Федор сделал отметку: «4–6, 7–8, 3–5».
«Это пары, которые уединялись в комнате Луизы, – догадался я. – Лапшина Татьяна, проверившая содержимое тумбочки потерпевшей, была с Веселовым, когда-то поведавшим Волкову о распутстве Каретиной. Начало интересное, будет над чем поработать».
Во время совещания в кабинет Мельниченко позвонил Ласковый и пригласил меня к телефону.
