Марина-Луиза, одетая в спортивный костюм, встала, слегка поклонилась гостям.
«Черт возьми, пьеса начала работать с первых минут! – поразился я. – Марина импровизирует. Я не учил ее вставать за столом. Посмотрим, что дальше будет».
– Потом пришла я, – подняла руку Кутикова.
…Вчера, поздно вечером, я приехал к Кутиковым. Родители Светланы, поняв, что происходит что-то очень серьезное, ушли к соседям, оставив меня с дочерью вдвоем.
– Запомни, – сказал я. – Если ты завтра с честью выдержишь все испытания, если не дрогнешь, не заскулишь, когда на тебя выльется ушат грязи, то я прощу тебе и бабушку, и наркотики. Если начнешь выворачиваться или пожалеешь кого-то, то я пущу в дело шприц, который мы нашли в квартире Каретиной. В шприце остались микроскопические следы морфия. Года на три женской колонии тебе хватит.
– Я все выдержу, – заверила Кутикова.
…Следователь, занявший место у «входа» в «квартиру», начал заполнять протокол следственного действия, в юридической практике имеющий несколько названий. Меринов озаглавил его «Протокол проверки показаний свидетелей на месте совершения преступления». Пока следователь делал пометки, гости, поднимая руку, называли свою очередность прихода в квартиру Луизы.
Закончив с явкой гостей, я продолжил действие. По моему знаку в комнату Луизы занесли табурет.
– Это тумбочка у кровати Луизы, – пояснил я. – В нужный момент тумбочка вступит в действие. А пока послушаем хозяйку. Напоминаю вам, что наша «Луиза» не самостоятельный субъект реконструкции. Любой из вас может уточнить ее действия. И еще! – В тишине спортзала моя обрывистая короткая фраза хлестнула, как ковбойский бич. – Не заставляйте меня подгонять вас. Будьте инициативнее, не пропускайте мелочей. Запомните: убийца – один из вас, и он приложит все усилия, чтобы переложить свою вину на другого. Продолжим!
Марина встала. Я подал ей раскрытую книгу. Она, не глядя на гостей, начала читать:
– «Редко приходилось деду Щукарю встречать более внимательных слушателей. Около тридцати человек сидело вокруг костра…»
– Прошу прощения! – поднял руку Андрей Чистяков. – Давайте речь «Луизы» сократим. «Поднятая целина», конечно, классное произведение, но такое же скучное, как монолог Каретиной о новой студии.
– Браво! – похвалил я тезку. – Начало положено. Активнее будьте, товарищи, активнее! Чем закончилось выступление Каретиной?
Гости потупились и все, как один, начали рассматривать пол под ногами.
– Нет, так дело не пойдет, – миролюбиво сказал я. – Что вы сидите, понурив головы, как провинившиеся ученики? Забыли, что было дальше? Я напомню. Марина, садись, отдай книгу и сделай вот такой жест рукой. Друзья мои, все смотрим на Марину! Она показала, что нудятина про новую студию закончена и настало время повеселиться. Кто у нас вступает в действие?
Я подошел к «столу», с улыбкой осмотрел гостей, потом вмиг посерьезнел и рявкнул:
– Чистякова, мне тебя за язык тянуть, что ли? Что было дальше?
– Я… я… это… – замялась девушка.
– Быстрее! – потребовал я. – У Каретиной ты никого не стеснялась, а тут решила нам свою порядочность продемонстрировать?
Чистякова поджала губы, с ненавистью посмотрела на меня, собралась с духом и сказала:
– После того, как Луиза дала знак, я увела Долженко в ее комнату.
– Веди! – велел я.
Долженко и Чистякова прошли в комнату Луизы и, не зная, что делать дальше, встали около стопки матов.
– Дальше, друзья мои, дальше! – потребовал я. – Реконструкция требует действия! Не заставляйте нас ждать.
Чистякова легла на маты, Долженко – следом за ней. Совершенно сбитый с толку, он поднял голову и спросил:
– А теперь-то что делать?
Участники реконструкции и сотрудники милиции заулыбались. Я не дал развиться веселью.
– Раздевать Чистякову не надо. Лежите на матах, отдыхайте, а мы продолжим. Кто следующий?
– Я, – поднял руку брат Елены. – После них я, в первый и единственный раз, вышел из зала. Где здесь туалет?
Чистяков прошел в «туалет», встал, скрестив руки на груди.
– В дверь раздался звонок, – вступила в действие Кутикова.
– Вначале я ушла на кухню, – напомнила Шершнева и вышла из «зала».
– Итак, звонок! – объявил я.
– Бам, бам, бам! – отозвался от входа в «квартиру» Горбунов.
– «Луиза», иди открывай дверь, – подтолкнула хозяйку квартиры Лапшина. – Мы за столом остались, а Луиза вышла.
Марина подошла к «входу» в «квартиру» и остановилась. Горбунов распахнул дверь в спортзал, выпустил Лисогора.
– Привет! – сказал Марине-Луизе подросток. – Ты прощения попросить не хочешь? Твой же кореш меня грязью обрызгал.
– Да пошел ты! – огрызнулась Марина и изобразила, что захлопнула дверь.
– Я – все? – спросил, обращаясь ко мне, Лисогор.
– Ты свободен, – подтвердил я. – Возвращайся в школу.
– Меня назад на машине не подбросят? Сюда-то с ветерком довезли…
– Этих слов в реконструкции нет! – оборвал я Лисогора на полуслове. – Назад на автобусе доедешь. Иван, дай парню шесть копеек, чтобы зайцем не ехал.
Лисогор, к удивлению всех собравшихся, дождался, пока Горбунов найдет мелочь, и только после этого покинул спортзал.
«Вот шкет! – весело подумал я. – Я презерватив из его роли выкинул, а он решил по полной программе оттянуться, в школу на милицейском автомобиле с мигалкой приехать. Ничего, пусть привыкает к реалиям жизни. У нас всегда так: в милицию – на машине, из милиции – пешком».
– Теперь мне можно? – подал голос из «туалета» Чистяков.
– Пожалуйста! – согласился я.
– Я вышел из туалета, сполоснул руки в ванной и пошел в зал. Навстречу мне попалась Лапшина. В зале я сел у мебельной стенки и стал рассматривать видеокассеты.
– Моя очередь! – поднял руку Веселов. – Я после прихода Чистякова пошел на кухню покурить.
– Перемещаемся согласно купленным билетам! – объявил я.
Марина, Шершнева и Лапшина встали в квадрате, обозначавшем кухню. Веселов, повторяя свой маршрут 7 ноября, зашел в «туалет», постоял и робко спросил:
– В настоящий туалет сходить нельзя?
– Потерпи немного. Закончим первый акт реконструкции, я дам время отдохнуть.
Я прошел в «зал», осмотрел участников реконструкции сквозь невидимые стены.
– Ну что же, продолжим! – объявил я. – Кто у нас следующий?
– Я, – подняла руку Кутикова. – После того, как в зале остались только я и Чистяков, я впрыснула в бокал Луизе сильнодействующее снотворное.
– Ох! – одновременно выдохнули Веселов и Лапшина.
