И вот уже теперь она стоит и виновато смотрит на Вэля, с такой тоской, что не нужно никакой эмпатии, чтобы ее увидеть. Она ведь тоже думает, что все испорчено безвозвратно.
— Сними печать, Фэй, — тихо произнес Вэль. Сегодня он не хотел чувствовать никаких препятствий между ними.
Девушка вздрогнула, подняла лицо, стирая пальцами из уголков глаз предательские слезинки, взглянула в лицо Вэлю. Нет, не в страхе, кажется, сейчас она не беспокоилась вообще ни о чем. Печать она торопливо сорвала с шеи, подчиняясь кивку Вэля, бросила ее на песок.
— Ты боишься? — тихо поинтересовался Вэль, чуть-чуть вбирая в себя ее эмоции.
— Боюсь, — пусто откликнулась Фэй. — Боюсь, что ты…
Вэль не стал дожидаться, пока она договорит, Вэль просто заявил свои права на ее губы. Девочка-безумие, девочка-вишня, вкусная как самая спелая ягода, пьянящая как самое крепкое вино.
Она ослабела тут же, настолько, что слегка пошатнулась на ослабевших ногах, а Вэль стинул ее в своих руках крепче, чтобы не упала.
— Что ты там боишься, звездочка? — тихонько шепнул он телепатически. — Что я тебя не приму, да?
Она не ответила, лишь только крепче вцепилась в его плечи.
— Ты иногда додумываешься до таких глупостей, что я диву даюсь. — Хорошо, что была телепатия. По крайней мере можно было отчитывать жену и не отвлекаться от ее рта, целовать и целовать ее снова и снова, может, удастся выпить из нее все эти глупости, что он сможет от нее отказаться, каждый клочок дерзких речей, что она может принадлежать кому-то еще, и эту зашкаливающую наглость, из-за которой эта нахалка не сказала сама Вэлю про Запечатление. С ним!
Вообще — на самом деле Этель и Нуа порадовали в свое равноденствие.
Смерть Дэлрея — долгожданная, еще даже до конца не осознанная.
Свобода от обета. Наконец-то.
Фэй, со своим признанием “я хочу провести свою свободу рядом с собой”. Нужно, кстати, заставить ее повторить эти слова. Не для магии, просто Вэлю понравилось их звучание.
Оракул, возвращающий Вэлю магию и вдобавок выдавший секретик одной маленькой леди, которой очень нужно было задать трепку…
Все это — за один вечер. Так Вэлькора еще никто не баловал, но лучше все-таки, чтобы перед тем, как выдать своей любви, Богини-Близняшки все-таки вычеркнули из списка “перед вручением божественных даров вынести получателю мозг самым жесточайшим образом”.
Вэль расстегивал крючки платья на спине Фэй медленно, не торопясь. Настолько не торопясь, что когда платье наконец осело к ногам девушки, она с облегчением застонала.
Обычно Вэль захлебывался ею. Дело было ли в том, что Вэль никогда не скупился на эмоции, и, если чего-то хотел, себе сроду не отказывал, или, может, просто потому, что Фэй сама по своей натуре была более сдержанной — Кхат разберет. Если у него время будет.
Но сегодня — сегодня было наоборот. Сегодня именно Фэй цеплялась в Вэля, сегодня именно ее движения были торопливее, будто она хотела поскорее забыться страстью.
Вэль же не спешил. Некуда было и не зачем. Он уже успел обшарить эмпатическими очами округу, убедился, что никто даже близко не собирается приближаться к озеру, и, усевшись на песке, с непреклонной, но такой неторопливой настойчивостью “подходил к делу”, что Фэй уже тихонечко постанывала от нетерпения.
В лунном свете Фэй кажется отлитой из серебра, и Вэль даже замирает на пару секунд, любуясь ею. Смертельно красивая — и как же голодно смотрит на Вэля, в каком исступлении кусает губы. Такую женщину чудовищно сложно увидеть — и не захотеть уронить на этот белый песок. Вэль и не удерживается.
— Вэль, — умоляюще шепчет Фэй — сегодня нетерпеливая и изнемогающая уже она. Да, обычно эти ее мольбы работали. Обычно. Не сегодня.
Сегодня у нее не сработает ничто. Никакие мольбы ей не помогут получить желаемое раньше срока. Вэль будет касаться ее, языком выписывать на коже собственное имя тысячу-тысячу раз. На шее, на плечах, на груди — везде.
Вэль не опускается языком ниже живота. Сегодня — нет, сегодня туда добираются только руки, но и они не спешат, они подогревают Фэй неторопливо. Хотя даже на дразнящие слабые касания пальцами она уже вздрагивает, будто от удара, и подается телом навстречу прикоснениям. Еще чуть-чуть — и его маленькая ледышка загорится.
Наверное, не будь Фэй виновата, она бы уже пресекла все эти “издевательства”, у нее бы хватило духу опрокинуть уже Вэля на песок, а сейчас не хватает. И все ее желание, вся ее страсть сейчас ласкают эмпатию Вэлькора.
Много ли нужно, чтобы ее раздразнить? Нет? Впрочем, рукам Вэля всегда мало этой нежной атласной кожи, сколько бы не ласкал — всегда хочется делать это еще и еще. Вот и сейчас — а сколько времени он рисует пальцами узоры на ее бедрах? Сколько времени не отрывает голодных губ от ее груди, от маленьких вишенок сосков?
Вэль не ограничивается только собственным телом, нет, он выпускает на волю магию, темную и шелковую, несколько десятков летучих гладких лепестков. Они будут кружить в воздухе, то и дело касаться то губ, то чувствительной кожи девушки, и она — она уже почти сошла с ума, вот теперь можно и дать ей шанс.
— Чья ты, Фэй? — тихо шепчет Вэлькор, скользя пальцами между нижних девичьих губок. И самому уже хочется толкнуться туда, внутрь нее, но урок еще не окончен.
— Твоя, — выдыхает она, захлебываясь воздухом, пока Вэль обводит пальцами чувствительный вход в ее тело. А ведь и сам уже того гляди взорвется, до того сложно сдерживаться и не обрушиться на эту маленькую нахалку.
— Прости, не расслышал, — пальцы толкаются внутрь девушки. Неглубоко, на две фаланги. Даже пальцам там сладко, и Фэй, снова вскрикнувшая от удовольствия — острого, но все-еще неполного, — уже рычит от досады.
— Твоя! — в полный голос, в звонкий стон. Вкусно. Но мало.
— Громче, — Вэль снова толкается пальцами внутрь нее, чуть проворачивая их, лаская кончиками бархатные стеночки лона.
— Я — твоя! — Возглас, что рвется из груди Фэй, звонким эхом рассыпается в тишине над Нави. — Твоя! Твоя! Слышишь?
Вот так. И чтобы больше ни единой мысли ни о ком другом в ее голову не забегало.
