Вознесенский открывает для неё двери — сволочь обходительная. Ведь лезут же руки, а?
Когда они проезжают мимо машины Давида — ему самому приходится нырнуть на кресла, чтобы не заметили. А потом — сразу обернуться, чтобы поглядеть, в какую сторону выворачивает Макс.
Интересно, куда эти два голубка намылились? В принципе — район неплохой, но хороших ресторанов-театров тут немного, сходить особо некуда. Если, конечно, Макс не экономит на свиданиях.
Все оказывается прозаичней. И через три квартала Вознесенский заворачивает к частной клинике ровно для того, чтобы уйти в неё, придерживая Надю под локоточки.
А Давид Огудалов, остановившийся неподалеку, так и незамеченный, смотрит на клинику и пытается хотя бы дышать. Воздух в груди настолько ледяной и ядовитый, что держать его в себе невозможно.
Он мог поспорить с чем угодно. Он мог забить на любые препятствия на своем пути к Наде. Но не на это…
Гинекология.
Место, куда мужчина ходит с женщиной только в одном случае…
Если она носит под своим сердцем его ребенка…
39. Я накормлю тебя твоим же блюдом…
— Все нормально, это просто гемоглобин упал, — улыбается мне Юлия Викторовна, разглядывая результаты моих анализов.
Ага, гемоглобин упал, и я в знак солидарности с ним грохнулась в чертов обморок, напугав мою мамочку аж до инфаркта. Настолько, что она вызвонила Максима и потребовала, чтобы я немедленно поехала ко врачу.
Видимо, Макс слишком часто мелькает в последнее время на периферии моей жизни, раз даже мама если что — звонит ему.
Господи, ну вот как я так умудрилась-то? Сама не знаю. Но вот умудрилась и все. Первую неделю задержки вообще не заметила, пока заканчивала последние работы к выставке, а как закончила — удивилась, глянула на календарь и сказала: “Ой, ё…”
Песня “Я убью тебя, лодочник” заняла самое первое место в моем личном топ-чарте.
Получаю рецепт на препараты железа — боже, как я буду пить эту гадость? С Алиской меня от них жутко тошнило. Но, надо, Надя, надо…
Выхожу в коридорчик, а тут Макс сидит, вытянув ноги и закинув руки за затылок.
— Задумался о чем, красавчик? — насмешливо интересуюсь я.
— О том, что ты ужасно жестокая женщина, Надежда Николаевна, — вздыхает Вознесенский.
А. Ну ясно. Мужская солидарность скребет его за живое.
— Сорок два дня, — ядовито напоминаю я, — без звонка, без сообщения, без всего. И это если вынести за скобки эту его чертову Монику. И тот факт, что мне пришлось самой ехать и допрашивать его маму на предмет, куда это Огудалов вообще намылился и с какой целью. Ты правда считаешь, что за это он не заслуживает никакого наказания?
— Не-е-ет, — Максим смеется, — Дэйва наказывай, не жалко. Нельзя так палиться с бабами, как это сделал он. Как опытный кобель — я не одобряю такой лажи.
Я смогла чуть-чуть выдохнуть только после того, как мне обрисовали все.
В понятие “все” в моем случае в первую очередь входил разрыв помолвки с девочкой, с которой Дэйв был знаком чуть ли не со школы, когда она приезжала к ним по обмену, и вроде как ужасно некрасиво было бы бросить её на расстоянии. Во вторую очередь — мне сдали информацию про контракт Огудалова. Про провисший контракт с каким-то сенатором, который очень хотел эксклюзивный дизайн для своего загородного дома. Настолько, что обложил всех своих работников запретами на неразглашение и даже запретами на какие-либо виды связи во время выполнения заказа. И этот заказ Давид во что бы то ни стало хотел выполнить.
Мне даже сдали его намерение переехать в Америку, и вот это было наиболее непонятно. Как с этим жить мне? Ну, это ж у него были какие-то перспективы там. А я? Кому я там буду нужна? И ему-то буду колодой на шее. Да и Лиса — я не уверена, что готова к таким переменам. Хотя, если честно — меня никто и не звал.
Вот только было одно “но” — я обещала доверять. До конца. Именно поэтому, тогда, после разговора с Ольгой Разумовской я взяла ключи от своей квартиры в правую руку, шиворот Максима — в левую и рванула в “Анри” к Тамаре Львовне. Подкармливать свою веру…
Она не хотела колоться, говорила, что это все не нужно, но я каким-то немыслимым чудом продавила эту стальную леди. Она выдала Дэйва. Со всеми его потрохами, что ей были известны.
Вот только — это не отменяло ничего. И Моники не отменяло. И того, что маме этот поганец сказал, куда улетел. А мне — нет. И что не писал, даже когда разрулил свой чертов заказ, заставляя меня обгрызать локти от тревоги.
На меня накатывало. Каждый день накатывала чертова тревога. И весь инстаграмм чертовой Моники я успела засмотреть до дыр.
Глазами выучила сладкий профиль соперницы, кажется — могла нарисовать её наощупь.
Убедилась, что да — девочка готовилась к свадьбе, платья подружки невесты регулярно смотрела, выбирала цвета, стиль оформления — пока так, примерно, явно намереваясь в какой-то момент — видимо, по приезде жениха, быть во всеоружии. Ей даже её брат арку для венчания сам сделал, украсил настолько изящной резьбой, что я эстетически кайфанула от этих тончайших резных роз. Но понадеялась, что арочка не пропадет, но пригодится Монике не с Давидом.
Она была красивая и молодая. Он — тоже. И чем могут заниматься в свободное время два красивых молодых человека, особенно когда один из них — вечно готовый к сексуальным подвигам Давид Огудалов? В нарды играть?
И все же я закрывала глаза. Напоминала себе свое же обещание. Называла себя дурой, стискивала в объятиях подушку Дэйва и ждала. Назло себе и своей паранойе ждала. Верила!
Верила, да. Ждала — очень. Но это не означает, что я не хотела глотнуть крови Давида Огудалова…
Потому и затеяла всю эту месть. Да, это я научила Макса, что именно сказать Дэйву, когда он выйдет на связь. Я знала характер моего Отелло — это его сильно щелкнет по носу. Хороший ответ за Монику.
— Ну так и в чем твоя беда, Вознесенский, кого тебе жалко? — спрашиваю я, наливая себе водички из кулера. Странные желания типа “погрызть мел и закусить морковкой” меня пока не одолевают, но пить хочется постоянно.
— Себя, конечно, — Макс фыркает и встает на ноги, — я точно знаю, что этот Отелло придет чистить мне физиономию.
— Смею заметить, ты сам согласился на участие, — я качаю головой и наоборот сажусь на лавочку, дожидаясь, пока уймется очередной приступ головокружения, — и мог отказаться в любой момент.
— Поеду на процесс по апелляции с фингалом, — чуть ли не мечтательно тянет Макс, — знаешь, пожалуй, с начала моей практики такого не было. Ностальгия…
— А кто тебе тогда морду бил? Клиенты, которым ты не помог? — с интересом уточняю я. — Или это секрет?
— Да нет, какой там секрет, — Максим чуть морщится, — тогда мне дал по морде брат моей невесты. За дело, кстати…
