— А если…
— Дверь вон там, — я даже не даю ему договорить. Я и так понимаю, что он хочет спросить.
Что, если он не будет подчиняться? А то. Он может выйти нахрен, и я за ним запру дверь номера.
Мы меряемся взглядами секунд десять. Вот только сейчас он мне не босс, а слишком наглый Нижний. И на моей территории госпожа — я. Не хочет меня слушаться…
Антон шагает в сторону указанного угла. Там опускается на колени. Отлично. Одного кретина я на место поставила. Надо разобраться со вторым. Я разворачиваюсь к Проше.
— Опять открыл дверь без маски? — холодно интересуюсь я. — Ты точно дорожишь имиджем?
Ярость стирается с лица Проши, будто капли воды под натиском полотенца. Он опускает взгляд.
— Третий раз, Ир, — устало произносит он, — третий раз подряд у нас с тобой не срастается. Третий раз происходит какая-то херня. Он явился и… Дай я просто разберусь с этим уродом, и мы с тобой займемся делом. Я уже сдохнуть хочу, до того мне паршиво.
— Этот урод — мой Нижний, — спокойно произношу я, скрещивая руки на груди, — так что впредь аккуратнее выражайся в его сторону.
Ну, пусть я несколько приукрашиваю действительность, но в отличии от Антона — я понимаю последствия его идиотской выходки.
Дать по морде депутату… А чего сразу не с моста в реку сиганул с якорем на шее?
Это ведь передо мной Проша ползает на четвереньках, а в реальной жизни он от всех своих противников не оставляет мокрого места. И уже завтра Верещагин может «случайно» выпасть из окна нашего бизнесцентра. С двенадцатого этажа, да.
Вот как так? Этот болван накосячил — а я его выгораживай!
Он еще и сбежит потом. Опять!
Проша смотрит на меня как-то странно. Вроде чуть успокоился, но странности в его взгляде это не умаляет.
Черт, я все еще в этом чертовом халате!
— Сядь, — я киваю в сторону кресла, — закажи мне из бара кофе и лед. И жди. Переоденусь — и мы поговорим.
— Лед для меня? — уточняет Проша. Пока действует наш с ним контракт — в нашем с ним номере все решаю я, так полагается. И он не может ничего делать без моего разрешения. В том числе и облегчать себе болевые ощущения.
— Лед для кофе, — мстительно улыбаюсь я, — а ты переживешь, Прохор Степаныч.
Одеваюсь я — назло обоим идиотам — без лишней спешки.
Вот еще — из-за двух передравшихся петухов стрелы на чулках сажать.
Даже жалею, что не стала мыть голову — еще десять минут воспитательного уединения выписала бы, пока сушила бы её.
Верещагин — чертов самоубийца. Придурочный, ушлый, ревнивый…
Ох, блин…
Принесло его на мою голову. Как вообще узнал, что я тут, а не дома?
Бесит. Бесит до невозможности. Этим своим «я передумал» — особенно.
Надолго ли ты передумал, малыш?
Ему все это игрушечки, для меня — половина жизни. Уже устоявшаяся и приведенная в порядок.
А Антон делает все, чтобы устроить мне бардак и тут.
Когда я выхожу — в комнате тишина. Кофе уже ждет меня на круглом столике между двух кресел. Проша выжидательно гипнотизирует дверь ванной, при виде меня у него даже плечи чуть расслабляются.
Подхожу к нему, касаюсь синяка на его скуле самыми кончиками пальцами.
— Ярко, — качаю головой, — как завтра на работу?
— Возьму больничный на неделю, — Проша пожимает плечами. Я киваю. Логично, да. Логичнее, чем объяснять прессе, на какой лестнице в Думе ты оступился, и иметь после этого две тысячи разных версий происхождения этого злополучного синяка.
Сажусь в свое кресло, потягиваю кофе, выдыхая из себя остатки раздражения.
Бросаю взгляд в угол, любуюсь на спину и переплетенные на затылке пальцы Антона.
Вот так и стой, паршивец!
У него, кажется, даже этот самый затылок возмущен подобным обращением с его мудацким величеством.
Это наказание совершенно точно его бесит, но настолько внаглую припираться на мою встречу, да еще и устраивать драку — в какие рамки это лезет? И что мне, каждый раз подмахивать его мазохизму? Обойдется.
Да, до слейвспейса, до осознания своей вины перед мастером и раскаяния нам тут так же далеко, как от Москвы до Антарктиды, маршрутом, проложенным строго через Китай. Но я и не мечтала ни о чем таком.
Собственно, именно поэтому я не люблю иметь дело с неофитами. Мало того, что они подолгу не могут определиться, и вот весь этот Верещагинский дроп — это на самом деле слишком обычное дело. Так еще и отдачи от них практически минимум.
И все же — он подчинился. Понятия не имею, долго ли он выдержит, но я — точно не откажусь ни от секунды его служения.
— Ир, — Проша виновато кашляет, напоминая о себе.
Залюбовалась… Сама себя понимаю, но да, у меня тут еще дело есть. Очень важное.
Отвожу взгляд от подрагивающих локтей Антона, ставлю пустую чашку на столик, смотрю Проше в глаза. Спокойно. Хотя нельзя сказать, что мне было очень легко сейчас.
В конце концов, у меня выбор между нестабильным и ненадежным Верещагиным, и проверенным, незыблемым в своем беспрекословном повиновении Зарецким.
Его ошейник я достаю из сумки молча. Кладу на стол, пододвигаю к Проше. Больше слов не требуется. Он не может не понимать, что это значит. В конце концов, он не был бы лучшим, если бы плохо меня чувствовал.
— Я против, — спокойно откликается Проша, — какие бы ни были причины, я против.
Я и не надеялась, что будет легко.
— У нашего контракта есть целая куча пунктов о сохранении твоей анонимности.
— Да, я знаю, что твой идиот меня вскрыл, — Проша морщится, — он тут чуть не на весь клуб мое имя орал. Мне плевать. Я найду, чем заткнуть ему рот. Только разреши и…
— Не разрешу, — я качаю головой, — и ты знаешь правила. Если одна сторона перестает быть заинтересованной в отношениях…
— Ир, со всем уважением, — Зарецкий качает головой, — нашему контракту больше года. Я тебя устраиваю, ты — устраиваешь меня. Более чем. Ты знаешь, я за тебя убить могу. И из-за чего бы нам с тобой прекращать наши отношения? Если денег мало — я утрою твою ставку. Можешь вообще забить на другую работу. Будешь пороть меня, а в перерывах летать на Гоа.
Заманчивая перспектива. Любая девочка в этом клубе нашла бы её заманчивой.
— Дело не в деньгах, — негромко возражаю я, — дело никогда не было в них, с ними просто проще.
— Да. Проще, — Проша кивает, — проще обозначить наши отношения как отношения заказчика и исполнителя и держаться этих рамок. Но если дело не в деньгах, то в чем тогда, Ир?
Я бросаю взгляд на Верещагина. Больших объяснений не требуется.
