Хотя… Ведь нельзя же сказать, что я не заслуживал…
И да, она ведь нарочно со мной вот так бесцеремонно — и я будто заново переживаю тот момент, когда она в первый раз швырнула меня на колени в ресторане. Тот, такой унизительный момент для меня как для босса и мужчины, но … Именно от него в моей крови сейчас начинает просыпаться возбуждение.
Бляха…
Вот оно — откровение сегодняшнего дня. Мне нравится стоять в углу. На коленях!
Раз госпоже так угодно меня наказать…
— Ты можешь встать, Верещагин, — от этой фразы Ирины, у меня будто лопается невидимая петля, давившая на горло, — вставай и проваливай. Ты немыслимо меня раздражаешь.
Плохо.
Очень плохо!
Я ни на что не рассчитывал сейчас, я ехал только разобраться с Зарецким, потому что это было совершенно невыносимо — знать, что эти двое тут могут… Он может быть для Ирины… Вместо меня.
Да, я помню, я отказался. Я даже решил, что не позволю себе стать этой её подстилкой у её ног…
Но…
В конце концов — никто не узнает. Не это ли мне говорила Ирина, еще когда мы с ней были на работе.
И какой я был кретин, что тогда отказался от того, на что сейчас уже согласен.
Недолго я выдержал.
Суток не прошло.
— Ты меня не слышал? — каждый звук её голоса, будто осколок, скользящий вдоль по моей спине и прочерчивающий еще одну кровавую дорожку.
Вот только реальная боль лучше. У неё настоящий вкус.
— Я вас слышал, Госпожа, — хрипло откликаюсь я.
— Тогда вставай. И проваливай. — Игнорировать прямой приказ в моем состоянии довольно сложно. Повиноваться выходит инстинктивно — я не успеваю даже особенно взбунтоваться против её приказов, ноги уже подняли меня с колен и сделали шаг к двери.
Дверную ручку я стискиваю так, будто намерен отломать её и прихватить в качестве сувенира из Тресса.
Смотрю на Ирину. На эту изящную стервочку, что сидит в своем кресле, закинув ногу на ногу и глядя не на меня. Мимо.
Почему-то это и возмущает меня сильнее всего. Разве её внимание не должно быть сейчас моим?
Она так расстроена уходом своего проклятого Пэйна? Его она не игнорировала. На него она смотрела так, будто он — десерт на ее тарелке. Тоже, наверное, думает, что я не смогу его заменить.
А как смочь, если она не дает мне и шанса? Если все что у меня есть — моя интуиция и наглость.
— Верещагин, сколько тебе нужно времени, чтобы открыть одну дверь? — язвительно кривит губы Ирина, все-таки цепляясь за меня взглядом на мгновение. — Или без халдеев ты на этот подвиг не способен?
— Ты ведь не собираешься меня останавливать, так?
Она аж фыркает от этой фразы.
— Я не из тех девочек, что будут за тобой бегать, Верещагин, — Ирина смотрит на меня насмешливо, даже уничижительно, — я вообще не из тех девочек, что бегают за мудаками.
— Ты из тех, за кем мудаки ползают на коленях?
Я ощущаю себя цепляющимся за соломинку. Но, если бы она не хотела разговаривать — она бы не разговаривала.
— В точку, — Ирина скрещивает руки на груди, — уходи, Антон, не трать мое время.
По идее, она приказала — я должен уйти. Но у меня ноги будто приросли к полу, не желая сдвигаться с места. И в принципе, если принять эти её слова за приказ — то, наверное, можно и выйти, вот только я не желаю сдаваться так просто.
Пока я тут — я в игре. Выйду — игра окончится. Мое безумие окончится. И это хорошо, с одной стороны. Но и Ирины за дверью точно не будет. А я… Я хочу быть рядом с ней. Для неё!
К тому же, эту стерву совершенно нельзя оставлять одну, рядом тут же появляются всякие Пэйны.
У неё ведь не один контракт, я же помню. Все остальные — не такие важные, как Зарецкий, сугубо деловые отношения, но… Но моя ревность все равно видит угрозу в тех, кто приближается к Хмельницкой хоть за чем нибудь, кроме справки 2-НДФЛ.
Да и чего греха таить, потрахаться с ней уже наконец тоже было бы неплохо. Я по-прежнему её хочу. Настолько плотно хочу, что сейчас с трудом подавляю звон в ушах. И вообще, если я с ней пересплю — может, мне наконец полегчает?
Ирина больше ничего не говорит, лишь смотрит на меня. Прямо. Пронзительно. Холодно.
Снежная королева просто. Моя снежная королева. И я… Я ведь знаю, чем пробиться сквозь её ледяной панцирь.
На коленях, значит, ползают?
Я впервые опускаюсь на колени перед ней сам.
Не она меня швырнула, а я сам встал, и не у стены — а именно перед Ириной. Укладывая ладони на колени, как пояснял мне когда-то товарищ по несчастью — бармен Сережа. Опуская глаза, не смея смотреть прямо на Ирину.
Как же это все… Непонятно.
— Я рассердил вас, госпожа, я знаю, — неожиданно осипшим голосом все-таки произношу я, — но я вас умоляю, разрешите мне остаться.
Вы. Умоляю. Самые беспощадные слова, которые будто тушат об мое самоуважение два окурка подряд.
Но если я возьму и уйду — мне будет хуже. В тысячу раз. Уже от мыслей об этом мне паршиво.
Да и не будет моя фортуна на моей стороне вечно. И в следующий раз я в Тресс уже могу не попасть.
Если это не сработает, если после этого Ирина продолжит меня игнорировать… То я уже не знаю, что мне поможет.
Глава 27. Ирия
Где-то там в темном космосе моей души происходит рождение сверхновой.
И надо бы взять себя в руки, вот только я смотрю на Антона, не в силах отвести от него глаз.
Уж слишком роскошное он мне предлагает зрелище.
Руки на коленях, взгляд опущен, голова чуть склонена, плечи расслаблены — вот она, первая и основная поза для покорного. Поза готовности к служению.
Нет, нет, нет, я уже велась на это. И я знаю, чем это закончится.
Впрочем…
Он ведь ждет моего ответа.
— И что ты можешь мне предложить? — задумчиво уточняю я, барабаня пальцами по колену.
Я понимаю, на что он рассчитывает, но мне интересно, на что он готов пойти, ради того чтобы остаться. Со мной остаться.
— А что хочет госпожа? — интимно и безумно вкусно выдыхает Верещагин. — Госпожа хочет сделать мне больно?
О, да, я хочу! Очень хочу, на самом деле. За все. С утра хочу. С самой первой его выходки на работе.
— У тебя еще после вчерашнего ничего не зажило, — я скептически кривлю губы.
Хотя я знаю, что есть другие пути. И я могу сделать ему больно еще десятком способов, я могу наконец одолжить клубную атрибутику и использовать для утоления голода его спину, но…
