Бля, как бы меня еще не вырвало от подобных осознаний.
— Тох, — Третьяков раздосадованно кашляет, но я не желаю слушать весь этот хренов бред.
— Назови мне сумму и уебывай, друг, — презрительно цежу я сквозь зубы, — прочая твоя болтовня меня не волнует.
В делах бизнеса друзей не бывает?
Кажется, вот сейчас я получаю этому самое твердое подтверждение.
— Никто мне не платил, ясно? — Третьяков качает головой. — Ни одной блядской копейки.
— Ну да, — я брезгливо кривлю губы, — я тебе конечно верю…
Столько усилий… Столько усилий было потрачено на то, чтобы Ира не узнала о моей войне с Зарецким, о тех блядских инспекциях, что принялись прессовать и меня, и Вику тут же, стоило мне послать этого мудака туда, где ему было самое место.
И до сих пор в ушах так и звучит его бесстрастное: “Ты забрал у меня кое-что мое, мажор… Очень для меня ценное. Вернешь — оставлю тебя и твою сестру в покое”.
Нет, мне насрать на это его гнилое “мажор”, нахер мне не надо, чтобы этот конкретный удод меня уважал, но тянет Зарецкий же свои щупальца к Ирине, да еще и её именует своей.
Только уже за это я хочу его угробить. Урыть. Сделать все, чтобы политическая карьера у этого ублюдка смылась куда-нибудь в канализацию. И он сам чтобы тоже утопал в дерьме.
Жаль, что пока получается абсолютно наоборот.
Мне всего-то и надо было — время, развернуться, определить слабые места моего врага, а тут Третьяков, этот чертов Иуда со своей якобы непроданной инициативностью… Влез!
— Тох, — мой почти уже бывший партнер смотрит на меня без особой надежды на понимание, — ты сейчас сам лезешь по самые гланды в то, от чего потом не отмоешься.
Самое занятное, я ведь никому не каялся в том, чем я занимаюсь. Да, обрисовал, что схлестнулся с Зарецким, но при этом напрягал только свои связи в поисках слабого места этого недоноска.
— И какое твое дело, во что я лезу?
Не то чтобы мне было интересно, отчего у нашего Игната Александровича такой длинный нос, но все-таки — если делать вид, что я ему верю, и что сдал он меня от беспокойства.
— Ну действительно, — Третьяков недовольно кривится, — мы же не партнеры, и не друзья совсем, я же не должен беспокоиться о том, как бы ты не нарвался.
Друзья, бляха. Разумеется!
— Ты мне не папочка, Третьяков, — скучающе замечаю я, — ты мне партнер. И скажи-ка, если тебя не купил Зарецкий, то откуда ты вообще знаешь, что мои с ним проблемы из-за… неё?
— А это, по-твоему, неочевидно? — у Игната брови взлетают чуть ли не до линии роста волос. — Ведь это все дерьмо зашевелилось еще до того, как Ирина от нас уволилась. После того, как ты попросил Геныча пробить тебе доступ в Тресс. Еще тогда начались странные мутки, и странные люди начали интересоваться тобой, Тоха. То, что сейчас происходит, — это все следствие очень глубокой подготовки. И ты… Ты сейчас замахиваешься на то, что тебе не по зубам. То, что пустит нас на дно, к чертовой матери.
— Лучше бы тебе заткнуться, Третьяков, — сквозь зубы цежу я. Впору обратный отсчет начинать до того, как Игнат получит по морде, — и вообще лучше бы тебе было заткнуться и не лезть к Ире со своей откровенностью.
— Ничего такого я ей не сказал, — бывший друг качает головой, — только то, что ты воюешь с Зарецким и какими средствами ты это делаешь. Если есть что-то большее — я просто не знаю.
— Вот нахрена? — я отставляю от себя стакан, от греха подальше. — Нахрена ты вмешиваешь в эти разборки мою женщину?
— Твою Доминантку, ты хотел сказать? — жестко перебивает меня Третьяков и критично щурится. — Да, Тох, я знаю об увлечениях Хмельницкой. Всегда знал, Геныч раскололся почти сразу, когда приводил её к нам на работу. И представь себе, я могу заметить разницу в твоем поведении до и после сессии. Сказать тебе, сколько раз ты приходил на работу после порки?
Догадливый какой. Интересно оказывается — оба мои партнера в курсе моих “особых” отношений с Хмельницкой, и обоим похер. Ну… Или не очень.
— Тебя это так беспокоит? — я чуть подаюсь вперед— Уж не тебе ли понимать, Третьяков, что моя личная жизнь к нашему бизнесу отношения не имеет.
— Твоя личная жизнь уже нас поставила раком, — Игнат ударяет по столу ребром ладони, — столько штрафов, сколько за эти две недели, мы за все семь лет на рынке не получали. А ведь это не все методы Зарецкого. Есть еще и гораздо менее законные.
Есть, разумеется. Так, например, в следующий раз поджечь могут не ресторан Вики, а наш офис.
Могут. В теории!
— Ты давно боишься неприятностей, а, друг? — ядовито уточняю я. — К бабкам-гадалкам не бегаешь порчи снимать от тех конкурентов, которых мы утопили?
— Нет, Тох, я не боюсь неприятностей, — измученно откликается Третьяков, — но для неё поставить бывшего саба на место должно быть гораздо проще, чем тебе. Или я плохо знаю Ирину.
Ведь есть же идиоты в этом мире. Нет, я мог ожидать этого прагматизма от Смалькова, он всегда был нашим “холодным рассудком”, сглаживал острые углы, оценивал риски, натягивал уздцы, если нас — молодых да ретивых — заносило. Но Третьяков…
Третьяков всегда был тем, кто поддерживал мою линию. Кто так же, как и я, понимал — без умения рисковать в бизнесе делать нечего. И вот сейчас эта крыса первой сигает с моего корабля.
— Я потребовал разрыва её отношений с Зарецким, — тихо произношу я, будто подчеркивая каждое слово жирной линией, — мне и нужно было с ним разбираться. Не вмешивая её.
— Тох, ты дебил?
Я встаю из-за стола.
Господи, вот дал же боженька партнеров, от души сыпанул.
— С твоим выходом из Совета Директоров разберемся позже, — холодно сообщаю я, — потому что сейчас ситуация такая, что либо я ухожу, либо ты.
— Тох, это не деловой подход.
— Не деловой подход — лезть с нашими делами к моей женщине, — пальцы правой ладони сжимаются в кулак и разжимаются снова, — это — за чертой позволительного, Третьяков. И работать с тобой после этого я просто не смогу. Ты же меня продал. После всего, что было — продал.
И неважно, даже если вдруг Зарецкий и не платил моему “другу”, все равно сути продажи это никак не поменяет. Продал не за деньги, так за отсутствие неприятностей.
— Наташа, входящие переведи на Геннадия Андреевича, я отъеду, — говорю, пропуская Третьякова вперед себя. Игнат притих — видимо, такого эха от своих действий он не ожидал. Хотя, чего он вообще ожидал — после предательства-то?
Вот он — подлинный вкус “партнерства” — с одной стороны, втроем-то мы всяко сильнее, чем поодиночке, с другой — один из участников симбиоза может оказаться… Третьяковым и продаться за половину рубля.
На Смалькова натыкаюсь уже у лифта.
