Принадлежу…
Звучит странно, звучит непривычно, и я ни за что в жизни не согласилась бы сказать про себя вот так, но…
Меня все никак не отпустит, и я не могу понять, хорошо это или плохо.
Как мало мне, оказывается, нужно было, чтобы потерять контроль над собой и над ситуацией. Всего лишь один на всю голову долбанутый мужик.
— Я тоже соскучился, ушастая моя, — почти шепчет мне в трубку Дягилев, и этот его приглушенный хриплый голос нужно объявить запрещенным видом оружия. — Так что до вечера. Надеюсь, что платьице тебе понравится.
Честно говоря, мне даже становится любопытно. У Дягилева довольно специфичный вкус, если припомнить мой “заячий” костюмчик. Поэтому, честно говоря, мне и любопытно, и страшновато-то разом. А вдруг там что-нибудь такое, что я ни в жизнь не осмелюсь надеть?
Первый раз в жизни я испытываю такое волнение от распаковки пакетов со шмотками…
Честно говоря, просмотрев все “мелочи”, что приложил мне к платью Дягилев, я, во-первых, пожелала Вадиму Несторовичу всего хорошего, а если конкретно — чтоб ему икалось весь вечер, и желательно до утра. Во-вторых, мне пришлось терпеть гнусное хихиканье Маринки, которая, естественно, пришла понаблюдать за распаковкой пакетов, и естественно, не могла остаться равнодушной.
Да-да, помимо туфель тут были и чулки, и белые кружевные стринги, раздери их конем, это даже не белье, а ниточки какие-то. И… И вот их я почти не хотела надевать, но Маринка покосилась на платье и сообщила мне, что если я собираюсь надеть “вот это”, то трусы — самое меньшее, что должно волновать чувство моего приличия. Можно и не надевать трусов вообще, так будет даже эпичнее.
Ну вот на такие безумства я, если честно, была не готова. Хотя… Нет, не готова, я сказала! Но… Человеку, который на полном серьезе собирался на оргию… И вправду, наверное, не стоило так краснеть при взгляде на стринги.
Папа меня убьет, если узнает. Или его хватит удар, он явится ко мне с того света и утащит меня за собой. Короче говоря, все равно меня убьют, так хотя бы будет за что!
Маринка в общем-то была права со своим мнением о платье. И я никогда не надевала таких вещей. Вот за них бы папа точно вырвал моему стилисту и руки, и ноги, и глаза, которые смотрели куда-то не туда при покупке. Потому что при длине и монотонном белом это платье скромным и невинным назвать было ну никак нельзя.
Белое!
Почему белое, блин? У меня с учетом того, как “феерично” закончилась моя свадьба, на белый цвет нервно подергивался глаз. Я бы предпочла черное. Я вообще всему на свете предпочитала черные платья. И в принципе, наверное, я бы нашла что-то именно черного цвета в нашем общем с Маринкой гардеробе, но…
Вадим прислал мне именно это платье. И… На этом вот у меня претензии к цвету закончились.
Где-то я слышала, что, мол, просторное закрытое платье оставляет больший простор для сексуальной фантазии, чем что-то откровенное. Ну, судя по всему, Дягилев фантазировать не любит. Он любит смотреть. На все, что у его жертвы есть, что бы ему предложить.
Хотя у платья, присланного Дягилевым, в достоинствах числится хотя бы приличная длина. Но это все, что у него приличное. А вот спины как таковой у платья нет. Я бы вообще решила, что это не платье, а длинная юбка, если бы не было небольшого фигурного кусочка ткани спереди, который худо бедно, но грудь все-таки пытался прикрыть. Пытался, да. Вырез декольте у платья глубокий. Хотя по сравнению с отсутствием спинки как таковой — это даже ничего. Зато у этого платья, там где должна быть спинка, есть цепи. Нет, даже не цепочки, а крупнозвенные металлические цепи, которые абсолютно ничего не прикрывают. Хотя за счет них держатся на плечах тонкие бретели.
Он хочет меня видеть именно в этом.
Хотя бы сегодня я же имею право ему подыграть? В конце концов, я хочу хотя бы увидеть, как он взглянет на меня вот в этом. Этот вечер я и правда хотела подарить ему. Ни за что, просто так, потому что я хотела хоть на краткий миг закрыть глаза и побыть с Дягилевым. Даже зная, что для него я всего лишь игрушка — я хотела побыть его игрушкой. Один вечер. Один вечер можно принять его правила. Слово “нет” же для него священно, да? Так он говорил? Надеюсь, ничего не поменялось за эту неделю.
Время пролетает как-то быстро. Вот только-только я выгребаюсь из ванной, чтобы найти фен, и вот уже до приезда Дягилева остается час, а я еще не готова, и можно орать и носиться по стенам.
Приходится переодеваться.
— Мать, так все-таки сиськи у тебя есть, да? — хихикает Петрова, усевшись на кухонный подоконник, когда я выползаю к зеркалу в прихожей, — а я-то думала, у тебя их бабайка украла еще лет в четырнадцать.
Нет, ну спасу никакого нет от этой заразы. Приходится швырнуть в неё расческой.
— Слушай, может, твой Дягилев рассмотрит вариант тройничка? — Маринка задумчиво разглядывает меня и щурит бессовестные глазища. — Я тоже хочу на оргию.
Вот в этом вся моя подруженька любимая, откусить бы ей ухо. Пользуется тем, что её Вареник вышел на балкон покурить и вот! Про тройнички и оргии разговоры заводит.
— Можешь сходить вместо меня, — я тихонько вздыхаю и лишний раз провожу руками по волосам, поправляя прядь волос. Блин, ну почему они никак не могут лежать нормально? Полчаса выпрямляла, а все без толку.
— Я думаю — это не тот случай, когда мужчина согласится на подмену. — С наигранной печалью замечает Маринка. — Да и нет, ты не хочешь, чтобы я вместо тебя пошла.
— Да брось, — я дергаю подбородком, недовольно разглядывая себя в зеркале, а потом все-таки берусь за помаду. — Я тебе говорю, это для него развлечение.
— Для тебя тоже, разве нет? — ехидно замечает подружка. — Иначе зачем ты выполняешь его условия и вообще с ним идешь?
Я замираю, глядя в зеркало. Там я все та же, напуганная, бледная, напряженная. Как в первый раз, когда я только встретилась с Вадимом. Зайчихи не меняются, да?
Зачем я все это делаю все-таки? Ведь я же понимаю, что для него всего лишь игра? Понимаю.
Так зачем?
Все просто на самом деле.
Затем, что я тоже хочу поиграть в эту игру. Я тоже хочу получить от неё свое удовольствие. Мне двадцать два, блин, года. Нет, это не старость. Но я ни разу не влюблялась за всю свою жизнь. Вот так вот вышло, ага. И не увлекалась никем вот так — до дрожи в пальцах только от хриплого голоса в телефонной трубке.
