Пусть — на один раз. На самом деле, встал один раз — встанет и второй, если будет повод, но вряд ли этот повод все-таки будет. Мальчик осторожен. Вряд ли он будет допускать аналогичные ошибки.
Но нужно бы вернуться к моему настоящему.
А в нем нельзя закрыть глаза на чудесный факт: в сражении с Эдом я выиграла, в войне — проиграла. Он получил меня. Не физически, а ментально. Мне хочется принадлежать именно ему. Быть для него.
Время платить дань победителю.
Я делаю только один шажок в сторону от него, лишь для того, чтобы взять со стола ошейник. Мой белый ошейник. И вложить его в ладонь Эда.
— Ты победил, малыш, — я улыбаюсь, опускаясь на колени перед ним. Я сдаюсь и в данный момент чувствую себя ужасно уязвимой. И это очень кайфовое ощущение!
Мне было сложно к этому прийти, но я же коза упрямая, мне по любой дороге, включающей в себя необходимость начать видеть в мужчине не разумный предмет мебели, ходить сложновато. А уж если надо мужчину оценить — тут я вообще могла упрямиться особенно долго. На мое счастье (или беду) у меня была Танька, которая и натыкала меня носом в чудесный факт, что я едва не подыхаю от голодной тоски по Эду. По моему медведю.
Да что там, даже эти сутки, которые я дала ему на раздумья — и те были почти невыносимы. Я ужасно боялась, что он не придет, и что мне все-таки придется следовать собственным правилам.
Пальцы Эда, Его пальцы сжимаются на моем подбородке. Он смотрит на меня сверху вниз, и мое сердце сладко вздрагивает. Совершенно невозможный мужчина. А какой еще мог вскружить мне голову так стремительно?
— Значит, твои претензии ко мне исчерпаны? — тихо спрашивает Эд, не спуская взгляда с моего лица. — И ты хочешь быть моей, Сапфира?
— Да, — спокойно улыбаюсь я. — Я очень хочу быть твоей, Хозяин.
Твоей Сапфирой, твоей Светой, твоей сучкой.
Твоим всем.
Нюхом чую, ты хочешь именно этого.
По Его глазам я могу в позициях прочитать всю мою программу на эту ночь. И нет, не страшно, я ужасно этого хочу.
На эту ночь и на все другие.
Бонус № 1. Ненасытный
Просыпаться утром после хорошей сессии — это очень свежее ощущение. Ощущаешь себя как только-только возродившийся птенец феникса. И все так ярко, настолько, что даже воздух, которым ты дышишь, кажется слаще. Красивый мир, яркий. И я — такая живая в нем…
Когда я просыпаюсь — я особенно даже не шевелюсь, даже глаз не открываю. Боюсь спугнуть момент, потому что вообще-то проснулась не только я.
Теплые пальцы Эда — едва ощутимо скользят по моей спине. Не просто так, не по случайной траектории, а вдоль полос от ремня, оставленных его рукой.
Полосы свежие, наверняка багровые, контрастные, такие отчетливые на моей светлой коже, для садиста — восхитительное зрелище. Я знаю, Ему в кайф на них смотреть. Они оставлены им, Его рука держала ремень и роняла его на мою спину. Для Него это и знак принадлежности ему, и знак того, насколько глубоко я его принимаю. А я принимаю.
Боже, что вчера была за ночь, что за ночь… Он нечасто расходится так отчаянно, заходит так далеко, хотя и я нечасто уезжаю от него на долгих десять дней в модный тур по Милану. Он один раз выбрался за год со мной в командировку, а в эту не смог — и вот. Соскучился. Изголодался. Надо будет сгонять в еще одну такую поездку…
Мне действительно в кайф сам факт того, что я ему нужна. И для утоления голода его зверя — он раз за разом неминуемо выбирает меня. Никто другой его не устроит. Быть нужной настолько — безумно упоительно. Я у Него одна, и Он у меня — один. Больше никого другого нам не надо, никого другого с большой буквы называть не хочется.
Никого другого не хочется ждать на диване в гостинной в корсете из бархата с прозрачными вставками и в кожаной юбчонке посексуальней, так чтобы в облипочку обтягивала мою же выставленную задницу. Просто потому, что ты сегодня с работы приехала раньше него.
Никому другому не хочется приносить ремень, когда он усталый и злой из-за неудачных переговоров возвращается домой. Просто потому, что ты знаешь — ему нужно выпустить тьму. А тебе — хочется в этой бархатной тьме взять и утонуть.
Ведь только ты можешь его отключать, еще ни разу не ошибившись с тем, когда нужно встать на колени, а когда ему нужны только твои губы, твои руки и ты сама с раздвинутыми ногами на обеденном столе.
Сейчас Эд касается меня нежно, трепетно — значит, зверь в его груди в кои-то веки ленив, сыт и умиротворен. Сейчас он смотрит на меня и наслаждается моментом. Моментом обладания мной. Смешной мальчишка, по-прежнему смешной, но я все так же не могу не упиваться этой его жаждой по мне. Жадная сучка, да.
Сколько времени мы вместе? Год? Второй пошел, кажется. А я все так же слепну во время секса с ним, отключаюсь от всего мира, улетаю в космос.
Он все так же голоден до меня настолько, что встречает меня из каждой командировки — и в первые пять минут встречи у аэропорта он целует меня так настойчиво и так жадно тискает, что у меня и всех прохожих есть ощущение, что этот озабоченный медведь оприходует меня прямо на капоте собственного джипа, забив на наличие зрителей вокруг. Не сорвался еще ни разу, но подозрения все равно не слабеют.
Да, он знает, что я — Его. Не на один раз, не на одну ночь — насовсем. И он может отодрать меня так, что в его ушах будет звенеть от моих воплей, но стоп-слова я так и не скажу. А потом я свернусь клубочком, прижмусь к нему и снова буду целовать его волшебные пальцы, раскрасившие мой серый скучный мир яркими красками боли.
И никуда я от него не денусь. Кто еще сможет вот так?
Мой монстр, мое жестокое чудовище, которое еще вчера упивалось моей болью и моими криками, сейчас склоняется ко мне, касается губами моего плеча. Он очень трепетен ко мне после сессий. Настолько, что кажется, что он может смахивать с меня пылинки веером, лишь бы лишний раз не причинить мне дискомфорт. Греет, заботится, укутывает в собственную ласку. Хороший Верхний. Самый лучший, что уж там.
Эд тихонько покусывает меня в шею, не больно, но ощутимо, и чтобы я точно проснулась придвигается ко мне ближе, упираясь… Упираясь, да. Такую уверенную эрекцию, мне кажется, я ощутила бы даже в коме.
Пришло время утреннего траха, а?
— Да проснулась я, проснулась, — это я мудро говорю только про себя, а вслух же произношу: — Доброе утро, Хозяин.
Вообще-то сессия закончилась, я могу звать его и по имени, и в принципе как мне хочется, но вообще эта форма доброго утра мне нравится больше. После неё, когда я переворачиваюсь с боку на бок, лицом к нему, его темные глаза смотрят на меня так, что я точно ощущаю себя единственной женщиной всей Его жизни. Эд очень любит такие прогибы в его сторону. А мне они совершенно ничего не стоят.
