Утро началось с общения с родителями Пронина и Бойко. Первым он позвонил сам, поскольку и дальше скрывать то, что их сын нашелся, было уже невозможно. Естественно, он объяснил им, что парень жив-здоров, но его пришлось госпитализировать, а по обстоятельствам его обнаружения пока проводится проверка. Упомянул и то, что Ярослава пока не нашли и Кирилл ничего о его местоположении не сказал. Соболев также особенно отметил, что пока навестить Кирилла нельзя, и попросил его родителей не беспокоиться, а просто собрать вещи, которые могут понадобиться парню в больнице, обещал их передать.
Конечно, полчаса спустя полный комплект родителей обоих парней был в отделении с вопросами, слезами на глазах и угрозами. Одни требовали сказать, в какой больнице лежит их сын, и объяснить, почему это его нельзя навестить, вторые – сказать правду об их сыне.
Первое требование Соболев был вынужден удовлетворить, поскольку скрывать подобную информацию не мог. То есть он, конечно, мог отмахнуться, прикрыться тайной следствия или просто прикинуться очень занятым, велеть ждать и мариновать людей в коридоре, пока тем не надоест, но это было, в его понимании, как-то не по-человечески. Поэтому пришлось отвечать, объяснять и потом слушать в ответ крики о том, что он не имел права отправлять ребенка в психушку. То, что «ребенку» уже двадцать с лишком лет, конечно, значения не имело. Соболев пояснил, что парня нашли в чужой крови и с ножом в руках, и вариантов у него было не так много: или сидеть в камере до выяснения обстоятельств, или полежать пока в больнице.
Почувствовав, что дело пахнет предъявлением обвинения, родители Кирилла тут же притихли и, кажется, уже обрадовались отправлению сына в психушку: в будущем могло очень пригодиться, если придется заявлять о невменяемости.
Однако родители второго парня, услышав об этом, едва не впали в истерику, поторопившись обвинить Кирилла (и его родителей заодно) в убийстве их мальчика. Досталось и Соболеву, который, по их мнению, скрывал правду и, вероятно, собирался потребовать у родителей Кирилла взятку, чтобы замять дело. Пришлось прикрикнуть на них и напомнить, что пока Ярослав не найден, еще неизвестно: жертва он или преступник.
– Может быть, они вместе кого-то замочили, а потом разделились? – грозно предположил он. – И ваш сын просто лучше спрятался?
На этом родители Ярослава тоже притихли, решив, что ссориться с полицией в таком случае – дурная затея. А ну как самим потребуется дать взятку, чтобы замять дело?
Соболев, конечно, разозлился во время разговора, но больше на судьбу, чем на несчастных людей, у которых на его глазах рушилась жизнь. Жертва второй парень или они оба убийцы, а ни одна семья уже не сможет жить по-прежнему.
А как хорошо неделя начиналась! Тишина, никаких потрясений и происшествий. Появилось время разгрести старые дела, навести порядок в документах, спокойно подбить все по пятничной пьяной драке, переросшей в поножовщину…
Хоть бы парень уже наконец заговорил! И что-нибудь внятное, а не ерунду про куклу.
Соболев достал смартфон и набрал номер, оставленный накануне психотерапевтом. Умом он понимал, что к этому времени парень наверняка едва очухался после укола. Если вообще очухался. Вряд ли Шмелев успел сделать с ним что-то волшебное, проясняющее сознание. Но вдруг оно прояснилось само собой после долгого сна и здорового завтрака?
Соболев выслушал все гудки, но Шмелев так и не ответил. Оставалось надеяться, что он занимается парнем.
Дверь кабинета снова хлопнула, на этот раз не так раздраженно, и на стол перед Соболевым легла тонкая папка.
– Экспертиза по пятничной поножовщине, – сообщил Логинов, судмедэксперт и эксперт-криминалист по совместительству. – Там все без сюрпризов. А у вас чай есть? И что-нибудь к чаю? Я не завтракал…
И не дожидаясь ответа, он зашуршал пакетами в «чайном уголке».
– Что было, то съели, – лениво заявил Петр Григорьевич, хрустя предпоследней баранкой.
– Да ладно? Даже сухарика какого залежалого нет? – возмутился эксперт под шумное шипение электрического чайника.
– Так ходят тут всякие без конца, шуршат, объедают, понимаешь ли, – в тон напарнику пояснил Соболев, бегло просматривая принесенный отчет, прежде чем подшить его к делу. – Нет бы хоть раз принести что-нибудь!
– О, а говорили – нет ничего, – неожиданно обрадовался Логинов, вытащив откуда-то худую пачку шоколадного печенья. – Вот же, вполне съедобное.
– Димыч, что найдешь – все твое, – великодушно объявил Соболев, радуясь тому, что экспертизу не пришлось ждать долго, что все подтвердилось, а значит, дело, в котором все понятно, можно будет скоро скинуть и передать в суд. Пустячок, а приятно.
Дверь кабинета снова приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Михаила Велесова. За ней последовало и щуплое тело, когда тот убедился, что хозяева кабинета на месте.
– О, Михаил Петрович, ты к нам какими судьбами? – удивился Соболев.
Он очень сомневался, что молодому следователю так уж не терпелось узнать судьбу экспертизы по пятничной поножовщине. И, как оказалось, не зря.
Приветственно пожав руки всем присутствующим, Велесов уселся на стул перед столом Соболева и нарочито безразличным тоном поинтересовался:
– Слушай, а что это за история с парнем на шоссе? Говорят, он шел весь в крови, с ножом в руке, а потом психанул, когда увидел рисунок, принесенный твоим слепым приятелем. Это правда?
Соболев снова тяжко вздохнул, глядя на следователя, который в свои двадцать восемь выглядел совсем как пацан. И воображение у него оставалось еще совсем детским.
– Интересно, и где ж ты про это успел услышать?
Быстрый взгляд, который Велесов бросил на притаившегося в углу с чашкой чая и высохшим печеньем Дмитрия Логинова, выдал их обоих. Соболев мрачно посмотрел на эксперта, и в его взгляде читался вопрос: «Вот тебе оно зачем надо было?»
Логинов сделал вид, что ничего не понял, посмотрел в окно, лениво потянулся и заявил:
– Ладно, пойду я к себе. Работы много…
– Чашку потом верни, – буркнул ему вслед Соболев. – Ни баранок, ни чашек на вас не напасешься, нахлебников.
– Так что там с парнем и рисунком? – напомнил Велесов, когда за Логиновым закрылась дверь.
– Да ничего интересного. Два парня потерялись, один нашелся. Весь в чужой крови и с ножом в руках, да, но чья кровь и что случилось, пока неизвестно. Как и местонахождение второго парня. Продолжение следует, мы работаем.
– А что это за рисунок, о котором говорят? – не унимался Велесов.
– Просто рисунок, который нарисовал мой слепой приятель, как ты выразился. Скорее всего, никакого отношения к делу не имеет.
– Очевидно, твой приятель так не думает, раз принес его тебе.
– Он думает, что рисует пророческие картинки, – пояснил Соболев, легкой язвительностью в тоне давая понять, как относится к точке зрения Федорова. – Но у него была авария, кома, уплотнение какое-то в мозгах – ему простительна легкая эксцентричность.
