Попытки связаться с психотерапевтом через больницу или собственный кабинет, в котором он принимал клиентов, тоже провалились: в психушке его видели только накануне вечером, когда он привез Пронина, а секретарь и вовсе не видела его после отъезда с Федоровым.
– Валентин Евгеньевич ночью отправил мне сообщение с просьбой отменить все назначенные на сегодня встречи, – несколько взволнованно сообщила она. – Я его прочитала только утром, пыталась перезвонить, но он не ответил. Вообще-то это странно, обычно Валентин Евгеньевич очень серьезно относится к назначенным сеансам…
Вот тогда Соболев наконец забеспокоился. Куда Шмелев мог деться? Почему не отвечает на звонки? Если отменил встречи, чтобы заняться Прониным, то почему так и не явился в больницу? Если не собирался им заниматься, то зачем отменил записи? Почему сделал это посреди ночи? Чем таким срочным и важным он, черт побери, может быть занят?
Уточнив у секретаря, живет ли Шмелев по адресу регистрации, Соболев попрощался с женщиной, уже натягивая куртку. Петр Григорьевич, слышавший все разговоры, начал собираться еще раньше, поэтому, невзирая на свою фирменную медлительность, уже был готов ехать.
До нужного дома они добрались довольно быстро, а вот попасть внутрь оказалось не так просто: чтобы войти, требовалось позвонить в домофон, но все попытки сразу обрывались, как если бы трубка в квартире Шмелева была снята.
– Да он издевается, что ли? – не выдержал Соболев после третьей попытки и раздраженно стукнул кулаком по двери.
В ответ раздался протяжный писк и дверь открылась, выпуская молодую мамочку с маленьким ребенком в коляске. Петр Григорьевич торопливо придержал тяжелую дверь, а Соболев галантно помог коляске преодолеть высокий порог, после чего оба с чистой совестью вошли в подъезд.
На звонок в дверь реакции тоже долго не было. Настолько долго, что Соболев успел потерять надежду.
– Так, и что дальше? Будем объявлять его в розыск и ломать дверь? – страдальчески поинтересовался он.
Петр Григорьевич пожал плечами.
– Да вроде причин для розыска пока нет: он ничего не нарушал и отсутствует всего несколько часов. Сам понимаешь, рано.
Соболев это понимал. Равно как и то, что без врача будет весьма проблематично забрать парня из клиники или хотя бы просто получить доступ к нему.
От безысходности он позвонил еще раз, тремя длинными звонками, и постучал кулаком в дверь, проорав грозным голосом:
– Шмелев, открывайте! Полиция!
После непродолжительной тишины в квартире послышалась какая-то возня, защелкал замок, и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель высунулось лицо психотерапевта. Бледное и какое-то нездоровое. Глаза Шмелева блестели, как при высокой температуре, а на лбу выступили капельки пота. Сразу стало понятно, что сегодня он еще никуда не выходил и пока не собирался: под небрежно распахнутым халатом виднелась ночная пижама.
– А, это вы, – нервно переводя взгляд с одного полицейского на другого, пробормотал Шмелев. – Что-то случилось?
Соболев на мгновение потерял дар речи, не зная, считать вопрос проявлением наглости или незамутненности.
– Случилось? – с нотками сарказма переспросил он. – Вообще-то, мы приехали сюда задать вам именно этот вопрос. Что-то случилось, Валентин Евгеньевич? Вы не отвечаете на звонки, отменили все свои частные консультации, но так и не появились в больнице, где сейчас находится Кирилл Пронин, а мы очень надеялись поговорить с ним сегодня. Поэтому я хочу знать, в чем, черт побери, дело?
– О… – выдохнул Шмелев и тяжело сглотнул, не делая попытки отойти в сторону и пропустить их хотя бы в темную прихожую. Более того, он как будто специально держал дверь едва приоткрытой, чтобы они не смогли даже заглянуть внутрь. – Но ведь… Я же говорил, что не все так быстро. С Кириллом нужно работать…
– И когда вы планируете хотя бы начать? – вкрадчиво поинтересовался Соболев, тревога которого нарастала с каждой секундой разговора.
Накануне Шмелев вел себя совсем иначе. Как будто сегодня они имели дело с другим человеком. Что же такого случилось за одну ночь, что его словно подменили? Что-то определенно было не так… Соболев даже начал подозревать, что в квартире психотерапевта кто-то есть. Кто-то, кого тот очень боится.
– Я… Все не так просто, понимаете? – залепетал Шмелев, пряча взгляд. – Молодому человеку нужно сначала прийти в себя. Убедиться, что он в безопасности. Восстановить физические силы, ибо он несколько истощен. Только тогда можно начинать тер…
Протяжный, но резко оборвавшийся звук, похожий одновременно и на стон, и на сдавленный крик, донесся из недр квартиры и заставил его замолчать на полуслове. Шмелев вздрогнул и оглянулся, а рука Соболева непроизвольно потянулась к кобуре.
– Кто там у вас? – строго поинтересовался он, вглядываясь в темноту поверх головы психотерапевта.
– Тут никого, я один. Правда.
– Тогда можно мы войдем? – вежливо поинтересовался Петр Григорьевич. – Просто чтобы убедиться.
Шмелев снова посмотрел на каждого из них по очереди, и на этот раз в его взгляде явственно читался испуг, но он все же сделал шаг назад, освобождая проход. Видимо решил, что отказаться будет хуже. Значит, все еще мог рационально соображать.
Соболев вошел первым, Петр Григорьевич последовал за ним. В погруженной в темноту прихожей оказалось действительно пусто, поэтому задерживаться здесь они не стали, прошли в ближайшую комнату: звук как раз раздался снова и шел именно оттуда. Правда, на этот раз он походил на мяуканье кошки.
Никакой кошки в комнате не оказалось, а то, что Соболев увидел, заставило его сердце сбиться с ровного ритма, хотя он ни за что бы в этом не признался. Он спрятал испуг за ругательством и грозно поинтересовался:
– Это что за фигня?
На небольшом журнальном столике лежала кукла размером с маленького ребенка и безучастно смотрела в потолок одним глазом, второй закрылся. Кукла была абсолютно голой, ее одежда валялась на полу, но не это заставило дрогнуть сердце оперативника, а то, что пластмассовое туловище было разрезано по всей длине, а рядом на столе лежал какой-то механизм на батарейках с тонкими проводками, напоминая вытащенные внутренности. Странные звуки время от времени исходили именно из него.
На фоне рисунка Федорова и рассказа Велесова увиденное рождало неприятный холодок в животе.
– Это… – неуверенно пробормотал Шмелев, топчась позади Соболева и не решаясь подойти к столу. Он нервно улыбнулся. – Понимаю, выглядит странно, но в этом нет ничего такого. Просто разбираюсь с работой механизма… Это говорящая кукла.
– То есть именно ради этого вы сегодня отменили всех своих клиентов? – недовольным тоном уточнил Соболев. – И поэтому не торопитесь заняться Кириллом?
– Я уже объяснил вам, что в его случае торопиться нельзя! – напомнил Шмелев, подходя к столу и бестолково перекладывая с места на место то инструменты, то механизм, то изуродованную куклу. – А как именно я расставляю приоритеты в своей частной жизни и работе, вас, как мне кажется, не касается!
