– И как ты зимовать собрался? – удивился комиссар.
– Господь поможет, – отмахнулся староста.
– Чего у вас одни пепелища вокруг, – удивился один из чекистов.
– Дык спалили, – икнул Федя, – отомстили эксплуататорам бедных. Не… их домам стоять!
Большевики укатили ни с чем. Федор подождал пару часов, потом увел семью в поле. Идти пришлось долго, в конце концов Колпаковы добрались до бескрайних лесов, на краю одного из них раскинулось село. Федю встретили с радостью.
– Уехали ироды? – спрашивали люди.
– Ускакали, – ответил Колпаков, – уходя, я сарай сжег. Не найти нас большевикам.
– Прости меня, Федька, – заплакал самый старый дед, – доставалось тебе от меня в детстве крапивой по голым ногам.
– Так за дело, дядя Тихон, – улыбнулся Колпаков, – сколько я у тебя яблок и груш перетаскал.
– Зря на тебя злился, – каялся дедушка, – ты нас всех спас! Велел искать глухое место, куда село переедет, срубы туда на лошадях перетащить, заново поставить, имущество переправить, скотину отвести. Деревню новую мы назвали Агафино в честь Агафьи, жены Петра. В честь предков. А сараи наши ты сжег, когда все сюда переместились. Сам остался ждать супостатов.
– Знал, что они раньше осени не появятся, – не стал спорить Колпаков, – захотят урожай забрать. Вот только о наших покойных сердце болит! Бросили их одних, могилы с собой не увезешь!
– Че так? – удивился дед. – Большевики не вернутся, в пустом селе им нечего делать. Мы кресты перетащим, могилы вскроем, заберем родителей и захороним на новом месте.
Глава двадцать пятая
– Они и погост перенесли? – изумилась Ада.
– Именно так, – подтвердила докладчица, – на экране сейчас вы видели надгробья с датами. Дом, в котором мы с вами находимся, построил Федор. Долгое время о селе никто не знал, крестьяне жили обособленно. Детей учили сами, даже Вторая мировая война Агафино стороной обошла.
– Как же община свадьбы справляла? – спросила я. – Если долго прятались, значит, имели место близкородственные браки?
– Что вы! Никогда! – замахала руками Полина.
– Когда какой-то отец понимал, что его сыну нужна жена, то один из членов совета деревни ехал в Москву и привозил оттуда невестку, – сообщила Анастасия.
– Где он ее брал? – удивилась Ада.
Кандидат наук развела руками.
– Мне неведомо. О деревне никто не знал. Удивительно, но жителям удалось долго оставаться незамеченными.
– Потом нас нашли, – дополнила Полина. – Мы тогда с Анастасией Романовной помчались в Москву. Прошло время, мы стали старше, умнее и поняли, что не хотим, чтобы погибла память предков. Спасибо, Илларион Захарович помог. Он один из наших селян, добился высоких постов в Москве. Кладбище стало мемориальным. А мы проводим экскурсии. Народ сюда охотно едет, можно остаться переночевать, пожить здесь, сколько хотите. Дорого мы не берем.
– За счет натурального хозяйства держимся, – пояснила Анастасия, – коровка у нас, куры, огород.
– Неужели сами за скотиной смотрите? – поразилась я.
– Почему нет? – удивилась, в свою очередь, Полина. – Мы с детства приучены.
– Вам не скучно? – полюбопытствовала я.
– Так некогда сложа руки сидеть, – засмеялась Полина, – крутимся, вертимся.
– Кладбище закрыто? – уточнила я.
– Да, – подтвердила Анастасия.
– Но на некоторых памятниках стоят недавние даты, – сказала Ада, показывая на экран, – имена по большей части несовременные. Например, Нина-Зельда, она похоронена в могиле Локтевой Авдотьи Филипповны.
Погодина не занервничала.
– Правильно. Авдотья наша, невестка Мартына, жена его сына Вениамина, только ее тела-то там нет.
– Урна, – растолковала Полина, – ее можно зарыть.
– Нина Панина – Зельда, – добавила я, – нас удивило имя Зельда.
– Ох, – протяжно вздохнула Анастасия Романовна, – бедняжка! Она недавно ушла! От больного сердца вроде! Еще могла бы пожить! Вениамин, супруг Авдотьи, был художник известный. Агафина долгое время не было на карте Подмосковья, никто о селе, кроме жителей, не знал. А потом начали делать съемки с самолетов, решили составить подробное описание всех поселений и нашли нас. Жизнь общины, конечно же, изменилась! Пожилые остались на месте, а те, что помоложе, мы с Полей в том числе, рванули в столицу.
– Ошалели там! – развеселилась помощница Анастасии, – город шумный! Столько всего! Мороженое!
– Мы им объелись, – призналась Погодина. – Только не надо нас считать Маугли. И раньше в столице бывали. Обучались дома, но прикрепились к одной школе. У нас были те, кто постоянно жил в Агафине, и те, кто приезжал на выходные и праздники в отпуск. Епифания Марковна, директор школы, и оба завуча, они из наших. Знали, что детей в селе учат намного лучше, чем в большинстве столичных заведений. Правда, расписание строилось иначе. Понедельник – только русский язык. Вечером в воскресенье из города приезжал профессор филологического факультета, Ефим Ферапонтович, он ночевал в доме у своей матери. На следующий день с семи утра до шести вечера мы учили родную речь: грамматику, лексику. Вторник – математика. Ее вела профессор МГУ. Среда – иностранные языки. Сразу два. Ну и так далее.
– С нами занимались лучшие педагоги, – сказала Полина, – числились мы в школе Епифании Марковны. По окончании каждой четверти сдавали зачеты.
– Это так называемое домашнее обучение, – подхватила Анастасия, – оно существовало всегда для детей с проблемами здоровья. Не знаю, кто выписывал нам медсправки. В воскресенье все шли в молельный дом, часто ездили в Москву в музеи. Или на дневной спектакль в театр, в консерваторию. Культурная программа была обширная. Мы знали столицу. Но! Поодиночке не гуляли.
– Везде ходили группой, – уточнила Полина, – в сопровождении взрослых. Еду брали с собой, перекусывали в автобусе. Да и в те годы было не то что сейчас. Общепит развит плохо, кафе раз-два и обчелся. Мы были умные, образованные дети! Но никогда не посещали столицу без старших. Когда же село «открыли», стало понятно: это конец изоляции. Собрался совет Агафина, он решил: те, кто заканчивает десятилетку, могут ездить в столицу в свободное время. Дети должны были понять: они хотят идти в вуз, а потом устраиваться в мегаполисе? Или им лучше в Агафине остаться?
– И вот тогда, Полина права, мы ошалели, – улыбнулась Анастасия, – и, признаюсь, город нас испугал, мы вернулись домой, там было спокойно, тихо, привычно. Но через неделю затосковали по столице, подумали: что нас в селе ждет? Хочется семью свою иметь, а женихов нет. Бросились родителям в ноги: не сердитесь, мы уедем в Москву. Трое нас тогда было выпускников: я, Поля и Авдотья. Отцы у нас добрые, умные, они все организовали. Епифания нам выдала аттестаты об окончании школы. У Прасковьи, одной из наших, что в Москву когда-то уехала, вернее, у ее супруга, была квартира пустая, по наследству ему досталась от кого-то. Нас троих пустили туда жить. Мы хорошо учились, потом наши дороги разошлись. Авдотья замуж вышла, Полина тоже. Я кандидатом наук стала, занималась растениями, потом увлеклась историей.
