А вот здесь, как я ни старался, не пахло ничем.
Понимаете?
Если корабль жив, пусть даже его механизмы и погружены в крепкий сон, то по его венам всё одно будут течь жидкости, воздух, подгоняемый ленивыми взмахами лопастей вентиляторов, будет медленно ползти по воздуховодам, электроника – слабо, но греться и всё это вместе и составит тот самый букет, индивидуальный для каждого корабля.
А здесь не пахло ничем.
– Эй? – Вытянув перед собой руки, несколько раз хлопаю в ладоши: – Живые есть? Кто ни будь? Отзовись?
Тишина. Ну да, а на что я надеялся?
– Ну и ладно, – отстегнув перчатки, сую их за пояс: – Раз здесь никого, тогда, – подняв руку вверх, щёлкаю пальцами: – Объявляю этот корабль, со всем его содержимым, своим!
Зачем я так делаю? Да я и сам не знаю – со страха, наверное. Всё же одно дело красться по коридорам брошенного корабля, вздрагивая от каждого шороха – если он, конечно раздастся. И, совсем другое – чувствуя себя хозяином, идти к рубке, прикидывая, что в местном дизайне следует заменить в первую очередь.
Светильники, огонёк едва теплился в каждом пятом, слегка моргнули, принявшись разгораться. Скорее всего команду на пробуждение им подала автоматика, уловившая моё присутствие на борту, но я забивать голову анализом происходящего не стал.
Светильники оживают?
Отлично!
Не придётся в темноте ноги ломать.
– Хо-ро-шо, – кивнул я, когда на стенах, в прежде спавших лампах, принялись разгораться яркие огоньки. Сами лампы были увеличенной копией той, что освещала кнопку закрытия люка – такие же полукруглые наплывы на стене.
– Очень хорошо, – кивнув ещё раз я подошёл к переборке и проведя пальцем по ней, поднёс его к светильнику: – Хм… Чисто? – На подушечке указательного не было и следа грязи, или пыли. И это тоже было необычно – стена была рельефной, мой палец явственно ощутил бугорки и впадины какого-то рисунка или узора, покрывавшего всё пространство. Но вот что именно было там изображено, разобрать я не мог – освещение, только набиравшее силу, ещё не могла разогнать темноту и та, своим пологом, надёжно скрывала детали отделки коридора.
Куда идти я знал – ещё сидя на люке определив направление к носу. Это было несложно – сзади распушённая капуста на месте движков, впереди – нос с рубкой. То, что она там я помнил из схемы, которую ещё на Авроре продемонстрировал мне Свенн.
Вспомнив о нём, я передёрнул плечами, ощущая начавшую подниматься в душе злость.
Не сейчас, напрягшись, выкидываю мысли о мести из головы. После. Всему своё время – сейчас рубка важнее.
Пока я шёл к носу светильники, окончательно сбросившие сонную хмарь, разгорелись в полную силу, заливая коридор приятным, слегка желтоватым светом. Довольно кивнув – идти в темноте было неприятно, я бросил взгляд на стену, ставшую хорошо различимой.
Сейчас, когда стало светло, я смог разглядеть узор, выдавленный в светлом металле.
По стенам шёл дождь.
Его косые и прерывистые струи, неслись вниз, вырвавшись из занявших потолок облаков. Внизу, прорастая из плинтуса, к ним тянулись стебельки травы и редкие цветки, спеша омыть свои тела тёплой летней влагой.
Дождь. Ласковый летний дождь.
Как и должно быть – если эсминцы рыбки несли чешую в своих коридорах, то дождь был именно тем, что и должно было быть здесь.
Необычно, но не мне судить.
Погладив стену, на миг мне показалось, что моей кожи коснулся тёплый, полный влаги ветерок, я двинулся дальше – туда, где в конце коридора виднелась зажатая между двух крупных ниш, дверь рубки крейсера.
А вот перед рубкой я задержался.
Просто так – вот взять и распахнуть её я не мог. Одно дело, по-хозяйски оглядываясь по сторонам идти светлым коридором насвистывая весёлый мотивчик. И совсем другое здесь.
Перед рубкой.
Центром корабля.
Его мозгом и всем тем сосредоточием, что превращает скопище брони, механизмов, труб и проводов в нечто осмысленное и готовое по воле хозяина нести смерть всем, на кого укажет его палец.
Здесь, за этой откидной дверью, посреди которой виднелись две трафаретные буквы «ЦП», шутки кончались. Стоит мне её открыть, зайти внутрь и сесть на место капитана, как всё!
Из невольного любителя приключений я в миг превращусь в человека, имеющего власть.
В капитана крупного корабля.
Власть… Ответственность…
В голове всплыл образ весов, на чашках которых лежали эти понятия. Секунда, и новая чаша – экипаж, появилась рядом с ответственностью. Ещё немного и весы, превратившись в подобие осьминога, принялись покачивать чашами с Древним, плывущей в пустоте секретной базой, Свенном, Сиамом, разбитым жабьим бомбовозом. Количество коромысел-щупалец всё росло и я, уже окончательно запутавшись в своих сомнениях, тряхнул головой, отгоняя ненужные и так не вовремя навалившиеся на меня мысли.
Ладонь на ручку!
Нажать!
Прочь сомнения! Этот корабль – мой!
Едва слышный щелчок, и дверь, стоило мне потянуть ручку на себя, принялась открываться, медленно двигаясь на меня. Отхожу в сторону и оказываюсь прямо перед нишей.
Она здоровая. Метра под три в высоту и не менее двух в ширину.
Хм. Интересно.
На плане я её не помню. И зачем она тут? Не шкафы же с картами или горшки с цветами тут были? А если и были, то делись-то куда? Вот в жизни не поверю, что тут пусто было! На таких кораблях ничего зазря, как бы нелепо это не выглядело, не делают.
Цена, выплаченная кровью погибших, велика.
Дверь, дойдя до крайней точки, останавливается и я, словно ныряя в омут, делаю шаг вперёд.
Рубка встретила меня тишиной и неярким, приятно приглушённым, освещением.
Хмыкнув над самим собой – а ты что? Ожидал здесь кордебалет, отплясывающий канкан увидеть? Ну-ну, мечтатель.
Ещё раз хмыкнув, прохожу внутрь, оглядываясь по сторонам.
М-да… А планчик-то Свенновский, того, кривой. Окружающая меня обстановка не сильно, но всё же отличается от увиденной давеча проекции.
Прежде всего это касается капитанского кресла.
Если на проекции оно стояло на трёхступенчатом подиуме, то здесь к нему вела широкая, метра в два, прямая и ровная дорожка, бравшая своё начало прямо от двери. У кресла он немного расширялась, так, что место капитана было словно на островке или мостике, приподнятом над рабочими местами. И да – именно приподнятом – терминалы штурмана, пилота и канонира, располагались значительно ниже капитанского уровня. Как в ямах, честное слово. Небольших, неглубоких – голова сидящих на своих местах вахтенных возвышалась над плоскостью мостика, но не более.
