– Ясно. Ни как. Ну хоть пейзаж от натюрморта отличишь?
– На первом там лес, поля, земля короче. На втором стол с жратвой.
– Хорошо. А по стилям?
– Ну, – начинаю загибать пальцы: – Классика – это когда все детали тщательно выписаны…эээ… Примитивизм – словно ребёнок рисовал, абстракционизм – там вообще ничего не понятно. У него куча стилей – кубизм, минимализм… Эээ…. Символизм, эээ… Экспрессионизм… – Быстро припоминаю картины, виденные мной прежде: – Но я больше по классической батальной специализируюсь. То есть – люблю её. Там всё понятно – вот герой, а вот плохиши. В виде трупов. Обычно – у его ног. Знамёна, дым и всё такое. Может… Нет – должна быть экспрессия! – Отпиваю пива и продолжаю, радуясь возможности блеснуть своими познаниями в данной теме:
– Экспрессия, понимаешь? – Увлёкшись, чуть привстаю, и взмахиваю рукой, словно в кулаке зажата рукоять тяжёлого боевого тесака: – Зритель должен видеть героя, только что вышедшего из горячей схватки. Усталого, но с честью выполнившего свой долг. Можно еще пару красоток добавить – они будут олицетворением награды, ждущей героя после ратных дел. Но вот тут, с девками, – подняв руку, важно качаю пальцем, копируя движения виденного на экране оратора: – Тут главное не переборщить. Я про одежду. Если обрывки дорогих платьев, или военной формы ещё допустимы, то обнажёнки, или откровенной эротики быть не должно. Отвлекать от образа героя будет. Чуть-чуть можно. Но не более, – сложив пальцы щепотью я поднёс их к его лицу: – Чуть. Намёк, а не…
– Всё-всё-всё! Ни слова больше, – он, с довольной улыбкой, потирает руки: – То, что надо! Натуральный эксперт!
– Кто эксперт? Я?! – Как я не подавился пивом – не знаю: – Сиам… Ты чего?! Какой я нахрен эксперт?! Я и художников ваших не знаю!
– А тебе их знать и не надо. Ты у нас теперь эксперт по одному. Виплю Ван Гахену. Постимпрессионисту, – достав коммуникатор, он сверяется с чем-то на экране: – Ага. Верно сказал – из импрессионистов он. Тех, что пост. Творил обкурившись, поэтому картины ну… Своеобразные. На грани. Вот ты по ним и будешь экспертом. Детали найдёшь в справочнике, хотя, что это я! Ты же эксперт, раз пейзаж с портретом не перепутаешь. Вот сам и разберёшься что к чему. С экспрессией!
– Сдурел? – Делаю большой глоток и качаю головой: – Да меня любой школьник расколет! Какой я нафиг эксперт?!
– Нормальный эксперт. Двинутый. Как и все они. Тебе это по плечу – ты такой же.
– Ну спасибо!
– Фигня! Справишься! – И, отхлебнув пива, принимается рассказывать свой план.
Спустя два дня я сидел в кают-компании своего корабля и обжигая губы тянул из кружки горячий кофе. Местный аналог этого, не скрою, моего любимого, напитка. После пива, разумеется.
Кривился я не только от температуры – обстановка, то есть то, во что превратилась каюта, меня, мягко говоря не устраивало.
Ведь что такое кают-компания? На боевом, замечу, корабле?
Вот что?
Правильно – место, где можно поесть, выпить, да обсудить с товарищами, если таковые имеются, последние сплетни и слухи. Ну и похвастаться подвигами, на амурном фронте. Если имеются, конечно. А нет, так за кружечкой пенного не грех и приукрасить малость. Главное – не перегибать.
А тут что?
Не яркое, приглушённое освещение. Полукруглые плафоны тонкого стекла на панелях дорогого дерева и… картины! Того самого – Випля, который ещё и Ван Гахен.
Стараниями Сиама, и финансовыми вливаниями – должен заметить моими, кают-кампания превратилась в подобие филиала музея, скрыв за дорогим антуражем всё очарование простой столовки простых парней. Сиам, повторюсь, опять же, за мой счёт, изменил решительно всё!
Даже мебель!
Так, вместо практичного железного стола с пластиковой поверхностью, теперь растопыривал гнутые ножки настоящий монстр, чья каменная столешница была украшена непонятной мозаикой. Ну, для меня непонятной – со слов продавца это была копия какого-то известного полотна всё того же Випля. Вместо стульев, которыми, при необходимости, можно угомонить перебравшего лишку товарища, угомонить, замечу, без особого ущерба для мебели, появились роскошные кожаные диваны с золотыми позументами по всей поверхности. Про стены и светильники я уже говорил. Мне, буду честным, находиться здесь было тяжко.
Но, для справедливости, должен отметить и положительные моменты.
Так мой бар, по понятным причинам быстро пустевший, был заполнен разнокалиберными бутылками с цветным содержимым. Первый день, оглядывая это богатство, я уж хотел пригубить из каждой – надо же знать, что именно у меня на борту, но чуть подумав, решил оставить их в покое. Дело – прежде всего, да и чёрт его знает, может там наркота какая. Ван Гахен же любил ширнуться перед мольбертом, ну а я же его эксперт, так? А значит просто обязан пережить те же ощущения, что и мой кумир.
Угу.
Переживу. Обязательно.
Но – позже.
Другим украшением каюты и, одновременно, положительным моментом, был здоровенный кальян, расположивший своё сверкающее золотом тело подле дальней стены. По задумке Сиама я должен был сидеть подле него и, погрузившись в клубы дыма, любоваться последним шедевром ушедшего мастера, висевшим прямо напротив – на противоположной стене.
Нет, спорить не буду – в такую каюту можно было привести любую девчонку. Провести и быть абсолютно уверенным в положительном результате. Да и диванчики позволяли, но всё же это было не то. Ну не дорос я до такой роскоши. Мне попроще чего, а то сидишь как в музее, сидишь и пятнышко на столе оставить боишься.
Но главным украшением кают-компании были, конечно, картины мэтра.
Всего их было четыре.
Две изображали нечто вроде грубых корзин – одна с картошкой, другая с яблоками, ещё одна – завтрак шахтёров. Главным же моим сокровищем, моим, конечно же, в кавычках, было последнее полотно мастера – "Обломок планеты с корнями". Как по мне, то картина эта была… Но об этом чуть позже.
Сначала о Випле.
Основной причиной его известности стало то, что изображал сей мастер сугубо простой народ. В основном – шахтёров. С одной стороны, это, безусловно, шло ему в плюс – редко кто, что сейчас, что тогда, решится променять свою студию с натурщицами и всем прочим, на суровые условия походной жизни. А вот он решился. Уж не знаю почему – критики достали, или от кредиторов скрывался, но факт остаётся фактом – творил мэтр исключительно на пленэре, в пустоте, черпая вдохновение от звёзд и туманностей. Так, по крайней мере, утверждал его биограф, разумно упуская из внимания дурь, регулярно принимаемую сим творцом. Про это – наркоту и алкоголь я в других источниках прочитал.
Тех, что не столь гламурно-официозны.
Но, тем не менее, факт оставался фактом – желая быть ближе к объектам своего внимания он работал прямо на поверхности разрабатываемых астероидов. В скафандре и укрепив бурами мольберт прямо на скальном выступе.
