А вот этого не надо.
Я ведь что – скинуть картины Сиаму и – прочь. На форсаже, желательно. А она – столик. Явно надеется на романтический ужин. С продолжением. Как же – такая величина посетить их изволила. Ей-то откуда знать, что всё сказанное с экрана – враньё.
Не, я, конечно, не против ужина. Тем более, когда романтическим продолжением до завтрака светит, но… Чёрт. А если крокодил какой? У меня ведь и малейшего представления об её внешности нет? Вот соглашусь – в конце концов имею право и задержаться, увижу её, а там…
– Так мне столик заказать? – Напоминает она о себе всё тем же, многообещающим тоном.
Нет-нет-нет. Срочно врубаем задний.
Хм.
А если красотка? Уставшая и истосковавшаяся по нормальному общению? Тут же одни торгаши, а они ни о чём кроме своих сделок и прОцентов не думают? Да и голос приятный.
М-да. Дилемма.
– Эммм… Диспетчер?
– Слушаю вас? – Нежно мурлычет она.
– Скиньте мне, пожалуйста, линк на то заведение, кхм, – откашливаюсь и продолжаю отрешённым голосом, словно мыслями где-то далеко. Угу. Далеко, как же. Чего-себе-то врать – мысленно я уже представляю симпатичную девчонку, скажем так – не обременённую одеждой.
– Не знаю, что будет – ткань мироздания зияет дырами неопределённости. И кто знает, – вздыхаю, причём совершенно искренне – и хочется и колется: – Куда судьба закатит шары нашей судьбы.
– Как романтично, – её голос вздрагивает: – Конечно, я немедленно вышлю вам всю информацию о наших заведениях, достойных вашего внимания… Семён.
Отрубаю связь, благо за время нашего общения корабль успевает сесть.
Фуххх…
Выкрутился. Пришлёт сообщение, и – готов поспорить, со своего личного адреса. Может даже – со своим фото на аватарке. Ну а дальше дело техники. Пробить по адресу – минутное дело. А там посмотрим, если не крокодил какой, то почему бы и не задержаться тут? На ночку-другую?
Выбираюсь из кресла и, приметив какое-то движение снаружи, оглядываюсь.
Твою ж мать!
Из распахнутых настежь ворот к кораблю катится толпа. Примечаю несколько палок, поднятых над головами и непроизвольно сглатываю – это что?
Они все что? Линчевать меня спешат?!
В толпе сверкают вспышки камер, что не добавляет мне оптимизма. Угу – линчевать и запечатлеть этот момент.
Так… Думаем… Чего я мог успеть нарушить?! Я же только сел?!
Общение с той диспетчершой? Но я же вежлив был?! Не хамил, не грубил… Или здесь даже так флиртовать нельзя??? Может здесь нравы строгие? Вера крепка и всё такое? А я – про кабинет отдельный.
Возможно, но вряд ли. Торговая территория же. Тут как раз обратно всё должно быть. В смысле – смягчено. Гости-то из разных мест слетаются. Не будешь же их всех под свой манёвр строить? Разбегутся и конец навару. Угу. Именно – конец, не прилетят сюда. И никакая религия не поможет – когда жрать нечего.
Значит – нарушения по части общения откладываем.
Что ещё? Подходил к Станции штатно, не обгонял, не подрезал. И, тем более не сталкивался. Да и не собралась бы толпа такая из-за обычного штрафа.
Нет, что-то тут иное.
Пока я так раздумываю палки исчезают в толпе чтобы через минуту подняться вверх – но уже с натянутой меж ними тканью.
Красной.
С белыми буквами.
Приглядываюсь. Материя дрожит, но, с немалым трудом, разбираю надпись – что-то про картины и… И Гахена?!
Уффф…..
Вытираю пот и приветственно взмахиваю рукой, вызывая целую серию вспышек.
Пронесло.
Приветствовать героя пришли. Что ж, махнув рукой ещё раз, покидаю рубку направляясь к лифту.
Не будем их задерживать.
Толпа слитно качнулась вперёд, стоило мне только шагнуть на пол ангара.
Вспышки слепят и я, прикрыв глаза одной рукой, вытаскиваю из нагрудного кармана большие чёрные очки, приобретённые как раз для этого случая.
Вот… Так гораздо легче.
Довольно киваю – глазам сразу становится легче, но журналисты воспринимают этот жест как разрешение, или сигнал к атаке, немедленно набрасываясь на меня единой, сливающейся в одну массу, толпой.
– В каком состоянии картины? – Едва не упирается мне в грудь микрофон с ярким лейблом на макушке.
– Вы были знакомы с мэтром? Лично? – отталкивает его в сторону другой.
– Что вы думаете о яйцах?
Впадаю в ступор. О чём?!
– Вы вернулись из пустоты, – мне в лицо летит ещё один микрофон, и я подаюсь назад, не желая получить им по носу: – Вы творили? Что? О чём ваша новая работа?! – Отступаю ещё на пол шага.
– Яйца! Вы их любите? – Наседает, не желая уступать его сосед.
– Пол слова о войне? – Этот микрофон покрыт камуфляжем: – Вакса! Вы помните те бои?
– Мэтр завещал вам свои полотна?
– Как вы их спасли? Что почувствовали, когда прижали к груди?
– Яйца? Вы их любите, не отрицайте!
Продолжаю пятиться, и, приподняв руку, пытаюсь оттолкнуть самых настойчивых.
– Ну, люблю, – признаюсь, лишь бы отделаться от этого настырного.
– Любите! – Провозглашает журналист и продолжает атаку: – Тогда вы должны поддержать…
Что там я должен поддержать узнать не успеваю, прорезавшая толпу рука, облачённая в белоснежный рукав, без затей дёргает его назад и в образовавшуюся щель протискивается солидный седой джентльмен в сверкающим белизной костюме.
– Господа! – встав между мной и замершими от такой наглости журналистами он раскидывает в стороны руки, полностью отсекая их от моей тушки, на что толпа отвечает разочарованно-угрожающим ворчанием.
Ещё бы!
Какому хищнику понравится, когда добычу вырывают прямо из пасти!
– Сиам Мартвел! – Коротко кланяется господин: – Импресарио и менеджер нашего общего героя!
– Скажите, – тянется к нему микрофон первого пришедшего в себя хищника: – А что вы…
– Никаких интервью! Всё общение только по записи и после согласования гонорара, – отсекает Сиам, отталкивая прочь микрофон: – Господа! – Возвышает он голос, перекрывая ещё более недовольный рокот – ну да, кому охота бабло тратить?
– Господа! Наш герой только что вернулся из дальнего похода! Он творил! – Сиам уже просто кричит, и толпа стихает, завороженно ловя каждое его слово: – В пустоте! Под светом звёзд! А вы?! Эх… Господа, – голос стихает, но в наступившей тишине явно слышен укор в его голосе: – Нельзя же так! Он – творец! – Подойдя ко мне, он кладёт мне руку на плечо, незаметно нажимая большим пальцем мне на затылок и я, поняв его жест, прижимаюсь лицом к его плечу, словно к матери.
