– Утверждает? Вы ничего не перепутали? Я заключение очень внимательно прочитала и не помню там утверждений, а только предположения.
– Значит, придется вам напрячься и перечитать, – с усмешкой сказал капитан, и Лола поняла, что «наездом» с ним действовать нельзя.
Ограждение представляло собой толстые металлические прутья и было действительно высоким. Лола попробовала перегнуться вниз. Полицейский покосился на ее телодвижения, но промолчал. Темная вода бурлила, создавая тяжелый гул, Лоле вдруг стало страшно: «Как можно было пересилить себя и броситься в эту черноту? – К ней начало подбираться отчаяние, а грустная музыка, доносившаяся с бульвара, только дополнила состояние. – Бедная, несчастная девушка… Зачем она это сделала? Почему? Или все-таки был кто-то, кто столкнул ее? И не просто столкнул, а перекинул».
Лола потрогала холодные шершавые прутья – самый верхний доходил до груди. «Если она это сделала сама, то должна была залезть выше, а то и перемахнуть через ограду и спрыгнуть уже оттуда. Если ей кто-то помог, то злоумышленник должен был схватить ее за ноги и перебросить через барьер».
Ладонь, лежащая на металле, вдруг онемела и покрылась испариной, холод как будто пронзил всю руку, дошел прямо до сердца. Она сняла пальцы с ограждения, тепло постепенно возвращалось.
«Я должна сделать все, чтобы помочь обездоленным родителям Ванессы».
– У этой девушки очень хорошие, простые родители. Работящие люди. Она была их единственной дочкой, – тихо произнесла Лола. – Они приехали ко мне и попросили помощи.
На лице полицейского появилось сочувствие. И тут Лолу как замкнуло, она стала рассказывать все, что знала со слов адвоката, о нелегкой жизни семьи Мацоли, а что не знала, допридумывала по ходу, разбавляя воспоминания вполне реалистичными картинками из быта Сицилии. Она говорила и верила сама, а в глазах полицейского мелькало участие и понимание.
– Вот так, – закончила она с грустью. – Все родные убеждены, что Ванесса не могла наложить на себя руки. Но я должна как двоюродная сестра, да и как единственный человек, который может помочь в этой ситуации, докопаться до правды.
Веревкин молчал, как будто собирался с мыслями, и вдруг нарушил молчание.
– Знаете что? А давайте все-таки пойдем поужинаем, как вы и предлагали.
– Давайте, – протянула ошарашенная Лола, ожидавшая чего угодно, но никак не согласия на ужин.
– Только у нас не принято, чтобы женщины угощали, а…
– Тогда сделаем, как принято у нас, – перебила его журналистка, – заплатим alla romana
[7].
– Это как? – подозрительно спросил капитан.
– Это означает – каждый за себя.
– Но это у вас, а у нас… – запротестовал капитан.
– На пиратский корабль! – Лола предупредила все дальнейшие возражения.
– Там сейчас шумно очень, пойдемте в «Лисью нору».
– В нору так в нору, – развеселилась Лола.
Веревкин молча спустился с моста, Лола за ним. Он как будто смягчился, проникшись рассказом журналистки, и было такое впечатление, будто он готовится к чему-то и раздумывает.
Ресторан оказался тихим и симпатичным и находился в небольшом подвальном помещении. Несколько залов, соединенных низкими арочными проходами, были выложены старинной кладкой, столики, отгороженные один от другого, стояли в углублениях, над каждым висела люстра с уютным абажурчиком. Все это вполне соответствовало названию кабачка.
Как ни пыталась журналистка найти удобное место для сумки со скрытой камерой, так ничего и не получилось – она была вынуждена повесить ее на спинку стоящего рядом стула.
«Лица видно не будет, – определила она, – а что делать? Не могу же я взгромоздить поклажу прямо на стол. Возьмет стол и руки крупным планом, что тоже совсем неплохо».
Лола заказала борщ и свинину, запеченную в печке с картошкой и розмарином, чем несказанно удивила полицейского – он заказал то же, что и она.
– Если вы не возражаете, я бы водочки выпил, – сообщил капитан. – У вас-то в Италии, я слышал, все больше по вину ударяют.
– У нас итальянского вина нет, – сразу отозвалась официантка. – Могу предложить красное чилийское.
– Это из Чили привезенное или название такое? – переспросила Лола, привыкшая к тому, что на свете существуют только итальянские вина.
– Прямо из Чили, – с гордостью ответила девушка.
– А откуда-нибудь поближе есть?
– Есть из Франции.
– Давайте французское.
Французское красное и запотевший графинчик с водкой им принесли сразу же.
Пока официантка открывала вино, Веревкин налили себе водки, отломил корку черного хлеба, посыпал солью и перцем.
– Кто будет вино пробовать? – Девушка застыла с занесенной бутылкой, укоризненно глянула на капитана.
– Я! – проговорила Лола и подвинула свой бокал.
«Надо же, все как в лучших ресторанах Италии, – подумала она. – Придется разыгрывать по полной».
Получив немного рубинового напитка, она посмотрела на просвет, покрутила бокал, держа за ножку, отчего вино внутри закружилось в водовороте, поднесла к лицу, понюхала и, наконец, пригубила, почмокав губами и прислушиваясь, как это делали сомелье по телевизору.
– О'кей! – Она кивнула в знак того, что вино заслужило высокую оценку.
Официантка с Веревкиным уважительно наблюдали.
Отыграв спектаклик, она сделала нормальный глоток – вино и в самом деле было хорошее. Полицейский последовал ее примеру и выпил водку, закусив хлебной коркой.
– Так что у вас за разговор ко мне такой серьезный? – бросил Веревкин достаточно доброжелательно. – Или вы мне уже все на мосту рассказали?
Она начала твердо, не смешивая факты и стараясь ничего не забыть, но про загадочные звуки в опечатанном номере Ванессы решила пока не упоминать. Когда подошла к главному, описывая ночную встречу Ванессы и Рубена, заметила, как дрогнули и нахмурились брови следователя.
– Все преподносите очень логично, я бы сказал, не по-женски четко, – заключил капитан. – Вам бы в полиции работать, – добавил он без намека на улыбку.
«Вот только еще не хватало, чтобы он о профессии моей догадался», – всполошилась Лола.
– А вы кем работаете? – Полицейский как будто подслушал ее мысли.
– Я первый римский университет оканчивала, факультет «История и политика», – пояснила она медленно, одновременно придумывая, как лучше завуалировать ответ. – Но с таким дипломом непросто найти работу без нужных знакомств, так что перебиваюсь то здесь, то там, – неопределенно закруглила она.
