– Нет.
– Вот и не говори. От него одни проблемы! Я могу посоветовать тебе хорошего врача…
В итоге уверенность и напор Натальи сделали свое дело. Кристина начала склоняться к мысли, что нужно избавиться от ребенка. И все же где-то в глубине души застряло сомнение – а имеет ли она на это право? Почему-то вспомнились слова одного священника, выступление которого она когда-то видела по телевизору. Он сказал, что душа дается человеку уже при зачатии, а значит, аборт приравнивается к убийству.
Мать наверняка станет давить на нее, навязывая свое решение, а вот Вике – самому далекому от ее окружения человеку – можно все рассказать. Интересно, что она скажет?
Мнение сестры оказалось прямо противоположным мнению Натальи:
– Ты еще думаешь?! – воскликнула та в одном из телефонных разговоров. – Конечно, нужно сохранить ребенка! Это же дар свыше!
– Вика, он же от Бронислава! Понимаешь, что это значит?
– Понимаю. Рождение малыша тебе неудобно, но это не повод от него избавляться. Ты думаешь о своем будущем? Отлично. Подумай, какие могут быть последствия после аборта, – Виктория решила зайти с другой стороны.
– Я еще молодая и смогу родить!
– Что ж, решать тебе... – задумчиво протянула сестра. – Бронислав тоже не хочет ребенка?
Кристина помедлила, прежде чем ответить:
– Он о нем не знает.
– Не знает? Но он же отец... Может, лучше делать такой важный выбор вместе?
– Зачем? Он точно не поддержит моего решения. И уже точно никогда не отпустит!
– Мне кажется, он все-таки имеет право знать...
Сердце заколотилось, в горле застрял ком. Она понимала, что Вика права: Брониславу нужно сказать, но понимание того, что он не даст ей житья, останавливало. Зачем опять все начинать сначала? Снова мучиться? Она надеялась, что сможет все сделать тихо и быстро; перевернет эту страницу и начнет новую. Задвинув сомнения в глубину сознания и дождавшись, пока ни о чем не подозревающий Александр уедет с группой в другой город, Кристина решилась.
В отделении встретила свою одноклассницу, уже сделавшую аборт, и одна фраза заставила сердце невольно дрогнуть.
– В этой жизни надо все испытать! – весело сказала та, будто речь шла о каком-то развлечении.
Соленый ком снова подступил к горлу, но Кристина не решилась повернуть назад. И пожалела. Когда все закончилось, вышла из больницы со слезами на глазах. Ожидала, что на душе будет радостно – ведь она получила свободу, которой так отчаянно добивалась, – но вместо этого внутри образовалась пустота. Казалось, тело сковано тяжелыми кандалами. Все пыталась убедить себя, что ничего страшного не произошло, что это была всего лишь операция, однако сердце опутывало сожаление. Обычно, чтобы не страдать от мук совести, Кристина находила себе убедительное оправдание и благополучно забывала о содеянном. Но в этот раз никакие уговоры не помогали избавиться от ощущения безвозвратной потери. Холодные капли дождя перемешивались со слезами, природа негодовала, обрушивая на нее бесконечные раскаты грома. Небо разрывалось на части, как и душа Кристины. Она шла, каблуками приминая слякоть, будто втаптывая в грязь собственную жизнь. Небо прорезала ослепительная молния, точно гневаясь на нее. Яростный ветер трепал края юбки, тянул ее назад, словно пытаясь вернуть... Слишком поздно. Раскаяние уже заползло глубоко внутрь, вошло под кожу иголками; теперь оно будет отзываться в теле болью и безжалостно напоминать о каждой секунде этого страшного дня...
***
Кристина сидела у окна и смотрела, как веселятся люди, радуются светлому августовскому дню, как дети качаются на качелях и заливаются звонким смехом. Ничего в ее душе не шевельнулось. Это как сидеть у огня и не согреться, как взглянуть на солнце и не зажмуриться. Пустота, глубокая, угнетающая пустота была в ее сердце. Что же теперь ей делать, чтобы вернуться к нормальной жизни? Чтобы стать счастливой и радостной, как раньше, и с улыбкой глядеть на себя в зеркале? С улыбкой, а не с отвращением!
Все эти дни ее душа металась и мучилась. Проанализировав свою жизнь от начала до конца, Кристина пришла к выводу, что всегда была безжалостной и трусливой. Легко могла растоптать чью-то жизнь, совершенно не считалась с чужими чувствами; боялась копаться в себе, чтобы не осудить, не осознать, что живет неправильно. И сейчас избавилась от ребенка из-за страха остаться матерью-одиночкой, не захотела нести ответственность; опасалась быть связанной с Брониславом, потерять Александра... Вот только ни о ком из них она не подумала: ни ребенок, ни Бронислав, ни Александр не оказались для нее важнее собственных желаний, заботы о личном комфорте. Только теперь от осознания того, чем пришлось пожертвовать в угоду своему эгоизму, болела душа – а это было страшнее всего. Возможно, все было бы совсем не так, как она себе представляла. Может, ребенок помог бы наладить отношения с Брониславом и тот отпустил бы ее. А Александр наверняка принял бы малыша. Ведь он так любит детей! От участников группы Кристина не раз слышала об этом: Алекс всегда помнит о днях рождения отпрысков коллег, каждому передает подарок; да и с посторонними легко находит общий язык. Но нет, она видела в ребенке проблему и хотела избавиться от нее, в итоге нажила себе другие. Что будет, когда обо всем узнает Бронислав? А Александр? Как заглушить эту боль?
Все чаще и чаще в душе возникали покаянные чувства, желание искупить содеянное. Хотелось скорее очиститься, почувствовать облегчение и надежду на лучшее. Но не хватало смелости. Кристина боялась, что у нее больше нет шанса исправиться, что эта боль – наказание за легкомысленную жизнь, тяжкий груз, который до конца дней будет невыносимо давить. И в то же время понимала: можно бояться дальше и ничего не делать, а можно попытаться что-то изменить, обрести тот самый мир в душе, о котором говорил Александр.
Она решила поговорить с Брониславом, однако тот опередил ее. Одним воскресным утром раздался звонок в дверь – протяжный и громкий, словно молящий о помощи. Решив, что пришла Анжелика, Кристина открыла дверь и вздрогнула. На пороге стоял Бронислав. Она и рта раскрыть не успела, как он смерчем ворвался в квартиру, глаза его метали молнии. Пожалуй, только во взгляде и угадывалась злость, а на всем облике лежала печать глубокой тоски: никакие другие чувства не оживляли ни одну черточку бледного, словно безжизненного лица.
– Зачем ты убила нашего ребенка? – бесцветные губы чуть дрогнули, с трудом вымолвив эти слова. Его голос был тихим и глухим, но в ушах Кристины он раздался ударом грома.
– Я не... не... – Она испуганно замолчала, не найдя ни слов, ни оправдания.
Бронислав угрожающе поднял указательный палец.
– Не ври мне! – Взял ее за подбородок и приблизил свое лицо, будто пытаясь прочесть мысли. – Наташа мне все рассказала. Врач подтвердил, хотя было очень непросто выбить у него признание. У меня не осталось никаких сомнений: новость правдивая. Даже не старайся себя обелить!
Повисло молчание. Только сердце Кристины грохотало в груди.
