Света не очень много. Лишь настольная лампа, что примостилась на подлокотнике. Однако мне нравится это ощущение. Я будто в сказке в этих выдуманных мирах. Могу сбежать от реальности…
Попытка вспомнить, от какой конкретно реальности я хочу сбежать, приводит к новой вспышке.
Дверь в потрескавшейся краске неожиданно открывается, хлопая о стену. От испуга выпускаю из рук книгу. Увидев в свете, льющемся из коридора, грузную мужскую фигуру, вскакиваю на ноги.
— Ну, привет, куколка! Вип-клиент пожаловал!
О нет-нет-нет! Пожалуйста, только не это! Я ведь не промышляла торговлей своего тела?! Глеб ведь говорил, что я была хорошей девочкой!
Хотя откуда он может знать, чем я занималась вне работы…
Меня накрывает паника. Кажется, я больше ничего и знать не хочу. При таком раскладе, лучше уж оставаться без памяти…
Однако новая вспышка воспоминаний врывается в сознание.
Грязные руки сжимают мои запястья, не позволяя вырваться. В лицо летит кольцо дыма.
— Сегодня не отделаешься. Матушка свалила на рынок. Так что дома только мы с тобой, — табачное дыхание гогочет мне в лицо.
Я отчетливо осознаю, что уговоры не возымеют ровным счетом никакого успеха. Очевидно это не первая наша схватка.
Изворачиваюсь и бью мерзавца коленом в пах. Он с воплем складывается пополам, вынужденно отпуская мои руки. Недолго думая, хватаю с дивана настольную лампу и бью ею негодяя по голове.
— Еще раз ко мне прикоснешься, я на тебя заявление накатаю! — осекаюсь.
В растерянности гляжу, как по виску мужика струится кровь, а сам он с протяжным воем валится на ковер…
— Ты что-то вспомнила? — словно сквозь вату слышу голос Глеба.
Я кого-то убила? Неужели я действительно убила этого человека?! Какой ужас!
— Все еще больно? — не отступает вкрадчивый голос.
— Нет, — выдавливаю в ответ.
Хочу подняться с дивана. Нужно срочно проводить Глеба.
— Тогда чего опять ревешь? — он останавливает меня.
— Н-ничего.
Что я натворила?!
— Не смей врать. Иначе я немедленно развернусь и уйду, — снова злится.
Все правильно. Вам лучше уйти. Я ужасный человек.
— Уходите, — выдавливаю, глотая слезы.
Слышу, как скрипят пружины. Отворачиваюсь. Его не должны останавливать мои истерики.
— Ладно, — тихо рокочет за моей спиной голос. — Пойдем другим путем. Я не уйду, пока ты не расскажешь.
Да что он творит?! Какого черта ему от меня надо? Я же вроде ему пытаюсь жизнь облегчить, чего он упирается-то?!
Подскакиваю на кровати:
— Оставьте уже меня! За что вы так со мной? Хотите напоследок любопытных подробностей получить? Договорились! Я – убийца! Этого достаточно? — голос срывается, и я замолкаю, продолжая глотать слезы.
Это первый раз, когда я рада, что не вижу. Не вижу презрения в его глазах. Осуждения. Не вижу, как он молча разворачивается и покидает комнату, наконец осознавая, что эти проблемы не его забота.
Оседаю на диван, прикрывая лицо руками. Больше не могу сдерживать рвущиеся наружу рыдания.
Даже сама понять не могу от чего реву. От того ли, что убила человека? Или от того, что этот самый человек меня домогался? По сути это ведь была самооборона. Но прошло столько времени, что теперь я уже вряд ли кому-то что-то докажу. Да и как доказывать, если я элементарно ничего не помню. Однако что-то мне подсказывало, что у моих слез куда более эгоистичная причина.
Он ушел…
— Алло, Вить, — вздрагиваю, услышав перед собой голос. — Свяжись-ка с моим адвокатом. Узнай, где он сейчас. Передай, что возможно в скором времени мне понадобится его помощь, так что пусть никуда не уезжает.
Выпрямляю спину и отнимаю руки от лица. Он еще здесь?
— Так, теперь с тобой, — очевидно ко мне обращается. — Истерику свою щас же прекратила. И спокойно рассказала, что такого вспомнила, что пришла к таким скоропалительным выводам.
— Вы поч-чему не ушли? — хлюпая носом, выдавливаю я.
— Я вроде ясно сказал, что пока все не расскажешь, не уйду.
— А до этого сказали наоборот! — пытаюсь протестовать я.
— Анна, ты с завидной самоотверженностью проорала признание, поэтому я более чем уверен, что твоя бывшая соседка уже вызвала полицию. Так что у тебя не так много времени, чтобы объяснить все мне, чтобы я успел сообразить, как тебя отмазывать.
— Меня посадят? — всхлипываю я.
— Только через мой труп, — будто и вовсе не задумываясь над ответом, угрожающе шипит Глеб.
— Так ведь не бывает. Если я убила человека, то должна понести наказание…
Затихаю, когда шершавые пальцы вдруг проходятся по моим щекам, утирая слезы:
— Я вроде сам того не желая немало тебе уже поведал о себе. Может ты даже догадалась о моем… — замолкает, словно слова подбирая, — нечистом прошлом. Так что поверь, я знаю ооочень много людей, которые действительно заслуживают наказания. Ты им и в подметки в этом плане не годишься. Так что договоримся так, покуда весь тот мой список плохишей, со мной во главе, не окажется за решеткой, тебе там делать нечего.
Прикусываю губу. И чувствую, как у меня глаза на лоб лезут. Не могу это контролировать. Значит он…
— Умница, невеличка. Сейчас самое время снова начать меня бояться. Больше не верь на слово всяким пьяным дядькам. Я – не хороший. Никогда, — он как-то подозрительно обречённо вздыхает. — Надеюсь теперь, когда мы восстановили баланс добра и зла, ты мне расскажешь все?
— Я не боюсь, — спешу вставить я, и бездумно вытягиваю перед собой руку.
— Глупая, — это звучит так мягко, что даже не обидно.
Мои пальцы упираются в его грудь. Чувствую, как мышцы под рубашкой напрягаются.
— Просто теперь я понимаю… — нерешительно говорю, — чуть больше.
Тишина в ответ угнетает. Снова что-то не то говорю. Злится? Чувствую, как под моими пальцами шумно затарабанило сердце.
