Все тот же я? Правда ли?
Складка на переносице разгладилась. Да и морщины на лбу будто стираться начали.
Признаться, и в черных глазах что-то да поменялось. Будто зажглось что-то. Теплое такое. Разница отражений всего в несколько секунд. И я ведь знаю, что причина этим изменениям…
Вернее кто.
— Прекрати меня так называть.
— Ой, простите. Глеб Витальевич, — она продолжает тараторить. — Я, правда, не хотела вас разозлить…
— Я не о том, — пытаюсь вставить я, но она не слушает и продолжает что-то истерично шептать.
— Вы только не уходите. Мы ведь договаривались, что если надоем я вам, вы меня в ту семью отправите. Помните же? Не уходите только…
Она решила, что я собрался свалить из дома? И оставить ее? Что ж, возможно это было бы правильно…
Поворачиваюсь к девушке и спокойно говорю:
— Остановись, Аня.
— Вы не понимаете, если я скажу, то вы разозлитесь еще сильнее, — все не успокоится неугомонная. — Я поэтому и не стала, но вы… Только не уходите, пожалуйста. Не из-за меня…
— Ань.
— Я ведь знаю вам все это чуждо, вот и не хотела грузить своими…
— Аня!!! — взрываюсь я, не выдержав ее жалобного бормотания. — Прекрати уже!
— Да влюбилась я в вас! — словно обухом по голове выкрикивает девочка мне в ответ.
А я пошевелиться не в силах.
— Еще в тот раз влюблена была! Потому и сбежала! И под машину попала! Боялась, что уволите, и… я вас больше никогда не увижу…
Закусывает губку, буквально давясь от слез. Пожимает плечами:
— Вот и не вижу, — пытается выдавить улыбку, но у нее это явно плохо выходит, когда щеки мокрые от слез.
Разворачивается и спешит сбежать из моей комнаты. А я стою как вкопанный.
Это что сейчас было?
Эта бестолочь мне только что в любви призналась? Еще этого не хватало. Вот уж чего-чего, а любви мне точно никакой не надо!
Ударяю кулаком в грудь, пытаясь избавиться от неприятного сдавливающего ощущения, и замечаю, что сердце колотится как сумасшедшее. Что за хрень? Тахикардия?
Не сразу понимаю, что ноги меня против воли привели к соседней комнате. Рука на дверную ручку ложится. Пытаюсь повернуть. Не выходит.
Закрылась от меня? Спрятаться надеется. Пусть попрячется.
В голове какой-то туман. Словно со стороны наблюдаю, как мое плечо впечатывается в деревянную дверь и та едва в щепки не разлетается.
— Что ты сказала?! — задыхаясь, требую я.
Аня в ужасе подбирается на кровати, и пытается спрятаться под одеялом. В ярости преодолеваю расстояние между нами. Ловлю худенькую щиколотку и подтягиваю девушку к себе. Становлюсь коленями на кровать и нависаю над сжавшейся в нервный комок невеличкой.
— Что. Ты. Сказала?
Снова всхлипывает, и пытается спрятать лицо в скомкавшейся простыне, однако вместо этого утыкается в мое запястье носом и прикрывает глаза:
— Хоть уб-бейте. Я ведь н-ничего не могу поделать со своими ч-чувствами, — заикается, пытаясь справиться с эмоциями.
— Я сказал, повтори, — рычу я угрожающе.
Ее подергивает от нервного икания. Набирает в легкие побольше воздуха:
— Люблю. Ик. Вас.
Жмурится, словно ждет, что я ее ударить могу. Хотя уверен, она не физической боли сейчас боится. Скорее моих слов.
А их и нет. Мне нечего сказать. Я-то и знать не знаю, что это такое…
Невольно подаюсь вперед и осторожно касаюсь уголка влажных губ. Собираю поцелуями слезы с раскрасневшихся щек. Неосознанно поглаживаю темные волосы.
— Глупая, — шепчу рядом с ушком, опускаясь рядом с девушкой на кровать. — Ты выбрала худший из вариантов.
Подтягиваю ее в свои объятия, не прекращая осыпать поцелуями ее кожу. Зарываюсь лицом в мягкие волосы.
Любовь. Что это вообще? Любил ли я кого-нибудь или же хоть что-нибудь?
На ум приходят только какие-то глупости.
Люблю ее голос.
Ее потрясающее тело.
А еще странное определение в голову лезет… Я люблю себя, ее незрячими глазами. Тот, кого она себе выдумала, о ком решила, что может заботиться, и тот, в кого, оказывается, умудрилась влюбиться.
Меня будит звонок телефона. Окидываю комнату взглядом, пытаясь понять, где я вообще. На плече мерно посапывает Анюта, а за окном начинает светлеть. Уже утро.
Мне почему-то начинает нравиться эта странная привычка спать вместе. Неосознанно провожу пальцами по мирно опущенным ресничкам, но тут же одергиваю руку, когда девушка начинает морщиться во сне, явно недовольная вероломным нарушением ее покоя.
Вспоминаю, что вроде слышал звонок, прежде чем открыть глаза, потому нащупываю в кармане аппарат, не забыв отметить, что спим мы все в той же одежде.
Щурясь, заглядываю в экран телефона. Валерчик.
И чего ему в такую рань понадобилось? Видимо что-то безотлагательное.
Перезваниваю.
— Думал ты дрыхнешь, — бодро отвечает друг на том конце провода.
— Я и дрых, — лениво отзываюсь я. — Чего звонил в такую рань?
— Как там твоя слепая? Не передумал еще?
Бросаю встревоженный взгляд на сопящую Анюту, и осторожно высвободив из-под нее руку, сажусь на кровати. Трясу головой, пытаясь проснуться:
— Ты это о чем? Что я должен был передумать?
— Эм, — Валерка в явной растерянности. — Ты же вроде просил меня организовать для нее операцию. Или я тебя неправильно понял?
— Правильно-правильно! — сильно воодушевленнее, чем следовало бы, отзываюсь я.
Оборачиваюсь к девушке, уже предвкушая, как она обрадуется, когда я расскажу ей.
— Фух, блин, напугал, — усмехается друг. — Я тут такого шороху навел, чтобы твою квартирантку вне очереди обслужили, а ты уже и думать забыл…
— Не забыл! Все правильно сделал. Я просто спросонья не вкурил маленько. Так что? Когда? Что? Как? Каковы шансы?
