© Наргиз «Я не твоя»
Сплю, очевидно, недолго. Не больше пятнадцати минут. Вздрагиваю и разлепляю веки, когда автомобиль прекращает движение.
— Где мы? — спрашиваю, когда Тарский выбирается со мной из салона. — Чей это дом?
Территория мне незнакома, но волнения нет. С Гордеем я спокойна.
— Друзей.
В холле нас встречает высокая женщина в длинном темно-синем халате. Быстро окинув нас взглядом, никаких эмоций не выказывает, хотя я знаю, что мы оба в крови. Особенно, Тарский.
— Проходите сразу в кабинет, — говорит на немецком. — Я переоденусь и спущусь.
— Это врач? — шепчу, едва мелькает догадка.
— Да.
— Зачем? — начинаю беспокоиться. — Со мной все хорошо. Давай просто поедем домой…
Гордей молча вносит меня в помещение, которое по обстановке напоминает больничный кабинет, и опускает на высокую кушетку. Приходится ловить простынь, в которую завернута, чтобы не обнажиться. Вцепляюсь в ее края пальцами, сжимаю со всех сил. Судорожно и учащенно дышу. Лихорадочно бегаю глазами, пока не ловлю взгляд Тарского.
— Зачем? У меня ничего не болит!
Вру, конечно. Но совсем немного. Боль терпимая. Уверена, что справлюсь с ней.
— Нужно убедиться, что нет серьезных повреждений.
— Пожалуйста, нет… Я грязная… И… Не хочу, чтобы меня трогали…
— Карлу кровь не смущает. Это ее работа.
— Да, но… — не знаю, как выразить все, что чувствую. Эмоции сбились и застряли комом в горле. — Ты будешь присутствовать?
— Хочешь, чтобы я вышел?
Замираю, глядя на то, как высоко вздымается его грудь. Чувствую, что он тоже кипит. Вот-вот крышка взлетит и… Что тогда будет?
— Нет… Не знаю… — не могу решить. Смущаюсь, но отпускать Гордея не хочу. — Наверное… Лучше останься.
Он кивает и прислоняется к стене напротив кушетки. Как будто умышленно заставляет себя сохранять неподвижность, а внутри… ощущаю, что так же, как и у меня, все трещит и рвется. Скольжу взглядом по окровавленной рубашке, поднимаюсь обратно к лицу и вздрагиваю. Не из-за крови… Сейчас это вообще неважно. Встречая бурлящую темноту глаз Таира, пытаюсь справиться с хлынувшими на тело приливами дрожи. Хочу что-то сказать и не могу.
Из него выходит напряжение, из меня — оцепенение. Трудно предположить, что получится, если позволим всему этому выйти. Тарский подавляет, и я чувствую, что тоже должна. Пытаюсь.
— Итак, — бодро врывается в кабинет Карла. — Полный осмотр, я правильно поняла?
— Да, — резко бросает Таир.
— Хорошо, — кивает врач и, фокусируясь на мне, улыбается. — Как тебя зовут?
— Катя, — отвечаю машинально.
Спохватившись, вновь испуганно ищу глазами Гордея. Он сухо кивает, давая понять, что ничего страшного не произошло, и я немного расслабляюсь.
— Катя, — повторяет Карла с той же улыбкой. Если бы мы находились в какой-то другой ситуации, ее произношение меня бы позабавило, но сейчас я не могу даже улыбнуться в ответ. — Давай снимем это, — прихватывает край простыни пальцами. Я разжимаю свои и через пару секунд оказываюсь полностью обнаженной. — Угу, — оценивая меня взглядом, на мгновение становится абсолютно серьезной.
Затем бросает перепачканное кровью белье в пластиковый контейнер и, ополоснув руки, натягивает перчатки.
— Приляг на спину, Катя.
Выполняю указание, радуясь, что при этом могу смотреть на Тарского. Его взгляд как будто еще чернее становится. Стеклянным, горячим и колючим ощущается, но не отталкивает.
— Ты любишь цветы? — с улыбкой спрашивает Карла, начиная осмотр с лица. — Какие цветы тебе больше нравятся? — уточняет после моего растерянного кивка.
Быстро и вместе с тем осторожно прощупывая каждую косточку, попросту отвлекает меня, и я с удовольствием ведусь.
— Розы.
— Какие? — не прекращая улыбаться и попутно исследовать меня визуально, спускает ладони к груди. Перебирает пальцами ребра. Я периодически морщусь и охаю, но в целом выдерживаю процедуру достойно. — Белые? Розовые? Красные? Кремовые?
— Разные, — выдыхаю с трудом, когда ее теплые пальцы прикасаются к животу. Тут не больно, просто непривычно. И немного неловко. — Красные, наверное, больше.
— Мне тоже, — улыбается еще шире. — Проникновение было? — так же легко спрашивает, скользнув пальцами между моих бедер.
Резко вдохнув, нахожу взглядом Тарского. То, что читаю в его глазах, заставляет подавиться проглоченным воздухом. Я не кашляю, а как будто умираю. Все внутри меня стынет. По телу проходит жаркая волна. А следом, ей вдогонку, летит ледяная. Стягивая кожу, вызывает отчетливую дрожь. Вместе с этими конвульсиями происходит инстинктивное движение диафрагмы. Дышу громко, часто и отрывисто.
Смотрю в потолок, когда сообщаю:
— Нет… Он не успел… Только трогал…
От стены отлетает тяжелый выдох.
— Тогда у меня все. Поднимайся, Катя, — говорит Карла и помогает мне сначала сесть, а после спуститься с кушетки. — Пока я буду писать назначение, можешь воспользоваться ванной. На тумбочке найдешь чистую одежду.
Стянув перчатки, отходит к столу. А я спешу скрыться за указанной дверью. Несмотря на слабость, хочется поскорее смыть с себя грязь. Шагаю в душевую и выкручиваю смеситель на полный напор. Голова кружится, поэтому держусь ближе к стене. Ладони от кафеля практически не отрываю. Просто стою и собираюсь с силами, чтобы взяться за губку.
Прикрываю глаза и вижу эту проклятую рожу, ощущаю мерзкие прикосновения, фантомно испытываю боль… Очень хочется разреветься, только боюсь, что прорвет меня, как плотину, и снесет все. Нет, нельзя расклеиваться… Желаю забыть этот день, как будто никогда его и не было.
Я смогу… Смогу…
Дергаюсь и пошатываюсь, теряя равновесие, когда дверь отворяется…
Дергаюсь и пошатываюсь, теряя равновесие, когда дверь отворяется. Смотрю на вошедшего сквозь толщу воды.
— Помогу тебе, — как-то слишком уж холодно сообщает Тарский.
