– Нравится мне, как ты на них смотришь, – с оттенком явного пренебрежения обвел собравшуюся публику взглядом. – Не боишься. Не сторонишься. Равной себя выказываешь.
– А чего мне их бояться? – искренне удивилась девушка. – Я ведь не стараюсь им понравиться. Мне это не нужно. Потому и не волнуюсь.
– Значит, мне хотела понравиться? – примерил ее слова к своим воспоминаниям. – Постоянно нервничала. Да и сейчас…
Щеки Сладковой порозовели, потому как, естественно, Аравин знал, о чем говорил.
– Прекрати, – сбивчиво потребовала она. – Не хочу здесь это обсуждать.
Но Егор, хватая за тонкую кисть, привлек девушку ближе. К небольшому островку тени, перед входом в кинозал.
– Ответь на вопрос.
Стася глубоко вдохнула, изучая лицо Аравина глазами. Нервничала из-за его близости, хотя он даже не обнимал ее толком. Только ладонь пальцами сжал с особой значимостью: интимно и требовательно. И этого было достаточно, чтобы у нее сердце зашлось в груди.
– Конечно, хотела понравиться, – для них обоих это уже очевидные вещи, но Аравин любил расставлять акценты и превращать слова в обязательства. – Боялась твоей внутренней силы. Понимала, что и близко мне не по зубам.
– Но так хотелось, да?
– Ага.
– И как же так получилось, что добилась своего? Не знаешь, принцесса?
Пристально посмотрел ей в глаза.
– Я упрямая.
– Сто процентов, – согласился Аравин, удерживая напряженный зрительный контакт. – А еще смелая, откровенная и потрясающая.
Стася задержалась с ответом. Задумалась.
– Вообще-то, даже не знаю… Как так получилось?..
Егор вежливо кивнул проходящей мимо женщине и склонил лицо к Стасе.
– Зато я знаю, Мелкая.
По ее обнаженным плечам пошли мурашки.
– Ну-ну, расскажи-ка и мне, – поднимая к нему лицо и улыбаясь, попросила она.
– Я все еще помню тебя с разбитыми коленками, – эти слова заставили девушку насмешливо поморщиться. Она-то готовилась услышать что-то более весомое. – В шестнадцать лет ты не стеснялась замазать их зеленкой. Помню, как ты ударила меня. И как укусила. Как протащила через ад, заставив искать себя по всей Москве. Сколько не старался забыть, я помню все, что ты мне когда-либо говорила. И то, что я, черт меня подери, тебе говорил, – с ощутимым раскаянием легонько коснулся пальцами ее щеки, и дыхание девушки сорвалось. – Я точно помню, как ты на меня смотрела, когда упрямо сказала: «Все будет. Все уже есть», – повторил Стасины слова, и она густо покраснела. – Ты была права. Уже тогда было, – кивнул, на мгновение переставая говорить, и изучая ее лицо. – Но как отчаянно ты сражалась, Сладкая? – прижал большой палец к ее нижней губе. – Как неумело целовала, как смотрела... Ты открыла дверь, которую я не смог потом закрыть. Потому что ты вырвала ее с петлями.
Забывая о возможных случайных зрителях, Стася потянулась на носочках. Мягко коснулась его губ своими и тихонько прошептала:
– Никогда не прекращай меня любить.
– Даже если бы захотел, не смог бы прекратить, – выдохнул Аравин, обхватывая ее лицо ладонью и задерживая для еще одного поверхностного голодного поцелуя. – Черт… Не смотри так, Стася.
Опустил глаза вниз, избегая ее взгляда.
– Как? – засмеялась девушка, быстро целуя его в губы. – Зря ты завел этот разговор здесь, – мечтательно вздохнула, отстраняясь. – Теперь я буду думать о тебе на протяжении всего фильма.
Егор посмотрел в сторону.
– Умолчу, о чем я буду думать, – вполголоса сказал он, одной рукой обхватывая ее ладонь, а второй застегивая полы пиджака.
Жестко раздувая ноздри, сделал глубокий вдох.
Сладкова же снова рассмеялась, чем заслужила его предупреждающий взгляд.
– Ах, какая мне вообще разница, о чем будет этот фильм? – дразняще произнесла девушка. – Я могу пересмотреть его позже.
Аравин напряженно выдохнул и, молча, провел ее к скрытым в полумраке зрительным рядам.
– Пусть он будет про войну, – выказал надежду, устраиваясь в кресле.
– С таким названием? – невинно поддержала беседу Стася. – Вряд ли.
Это был длинный убийственно-нудный фильм. Хотя, возможно, Аравин со Сладковой просто не были в состоянии по достоинству его оценить. Они пропускали предложения, теряли нить неторопливого повествования, смотрели словно бы сквозь экран. Держались за руки, и на этом простом контакте сосредотачивалось все их внимание.
Егор слышал позади себя тихие вкрадчивые шаги, но, поддерживая настроение Стаси, не спешил оборачиваться. Тонкий каблук возмутительно-громко коснулся кафеля. Послышалось сдавленное хихиканье и учащенное дыхание.
Сладкова обняла его со спины, несуетливо скользя ладонями под грубую ткань пиджака. Характерный ей цветочно-цитрусовый парфюм окутал Аравина дурманящей дымкой. Он жадно вдохнул его.
– Егор Александрович, позвольте сегодня украсть ваше сердце, – с игривым придыханием шепнула девушка, слегка к нему прижимаясь.
Сжав ее запястье, развернулся.
Перекрыло дыхание. Душа к черту полетела.
Пока Аравин загонял машину в гараж, Стася успела переодеться. Во что-то легкое и кружевное, смутно напоминающее платье. Только бесстыдно короткое и прозрачное для приличного наряда. Теперь не нежный розовый оттенял ее загорелую кожу, а черный – развращающий мысли и желания. Сверкающие озорством зеленые глаза обрамляла ажурная маска. И такая Сладкова была в ней… дикая и сексуальная.
Склонившись, прижался щекой к щеке. Наверняка, подобным натиском царапая бархатную кожу девушки, потому как она резко и громко вздохнула. Кончиками пальцев коснулся краев маски. Ощущая. Впитывая этот образ физически.
– Пиджак снимать? Или так рвать будешь?
– Все снимай, – требовательно заявила Сладкова.
Смыкая руки под ее грудью, Аравин приподнял девушку в воздухе. Рассчитывал, что она поступит инстинктивно и обхватит его торс ногами. Но она изящно и невесомо задвигала стопами, не спеша ему подчиняться.
– Егор, это моя фантазия. Сегодня – я главная.
– Ненадолго, – прихватывая ртом ее нижнюю губу. – Ты же понимаешь.
– Какой ты варвар… – выдохнула Стася, слегка упираясь руками в его грудную клетку и отстраняясь.
– Да, – согласился Аравин, прижимая ее к стене. Оттесняя молекулы воздуха, добился крышесносного контакта с любимым телом. Простонал. – Тебе следовало вспомнить об этом до того, как так одевалась.
Немного отступая, скользнул руками ей за спину. Глаза Стаси закрылись, с губ сошел чувственный хриплый стон. Ведь тонкое кружево не мешало ощущать жар нетерпеливых мужских ладоней. Напротив, еще сильнее раздражало нервные окончания.
