Минуты последнего раунда длились бесконечно долго. У девочки перехватывало дыхание каждый раз, когда перчатки Кортеса достигали своей цели. Если бы бой продлился положенных двенадцать раундов, у нее бы просто не выдержало сердце.
Но Аравин, к огромной радости своих болельщиков, закончил бой намного раньше.
Первая эмоция, которую Стася испытала после победного нокаута – облегчение.
Вздохнула прерывисто. А затем застыла со счастливой улыбкой посреди комнаты. Долго так стояла. Не шевелилась и выражение лица не менялось. От этой улыбки даже скулы заболели.
Хотелось бесшабашно подпрыгнуть и закричать во весь голос. Но даже если бы она могла себе такое позволить… У Стаси просто не осталось сил на подобные эмоции.
Механически потушила компьютер. И, наслаждаясь возникшей тишиной, скользнула на мягкую постель, укрываясь с головой теплым одеялом. Всегда так делала. Неподвижно лежала несколько секунд, согреваясь. И только потом открыла лицо, оставаясь укутанной по шею.
Утром нужно будет рано встать и выполнить домашнее задание по алгебре перед школой. Днем это ей никак не удавалось. Мысли путались, и решение тригонометрического уравнения не увенчалось успехом.
Девочка потушила ночник и, прикрыв глаза, попыталась уснуть. Успела лишь выровнять дыхание, когда недолгую тишину нарушила переливистая мелодия телефонного звонка.
В такое время мог звонить только один человек.
Стася потянулась к тумбочке и, взяв телефон, бросила взгляд на дисплей смартфона. Как и предполагала, это был Артем.
– Да, – просипела она в трубку.
– Ну что, Сладкова, выдохнула? Жив твой родственничек и даже вроде как чемпион теперь, – Соколовский шутил в своей манере, но в голосе парня явно слышно еще что-то. Неожиданно Стасе показалось, что это зависть. Подобная догадка слегка шокировала девочку. Раньше со стороны Артема она не замечала подобных эмоций. Поэтому Стася решила не акцентировать на этом внимание.
– Почему вроде как, Соколовский? Пояс WBO – это очень круто.
– Знаю-знаю. Просто решил подразнить тебя. Теперь, когда ты спокойна и довольна, пойдешь со мной в кино?
Девочка невольно вслушивалась в интонацию Артема. Голос был веселым.
«Наверное, просто показалось».
Стася расслабленно откинулась на подушку и хмыкнула.
– Хорошо. Только пускай это будет не фантастка и не ужастик. Ок?
– Насть, ты струсила?
– Определенно, нет, – спокойно отреагировала на подкол друга Стася. А потом и вовсе решила перейти на более важную тему: – Соколовский, у меня с тригонометрией проблемы!
– Дай-ка угадаю, взаимная нелюбовь? – не поддержал он ее озабоченный тон.
– Артем, я серьезно, – устало выдавила Стася. – Если я не напишу эту контрольную хотя бы на четверку, баб Шура с меня три шкуры снимет. Поможешь?
– Помогу, – наконец внял Соколовский.
– Ладно, уже поздно. Пока, Артем.
– Кстати, ты слышала, как комментатор назвал твоего Аравина? – не дал ей отключится Соколовский.
– Мм…
– Стальной русский волк.
***
По возвращении домой Аравин некоторое время отдыхал. Натаныч не пускал его в зал и не поддавался ни на какие уговоры.
– Рано тебе, сынок. Восстановись, как следует. Что ни говори, а бой был тяжелый.
Егор и сам это понимал. Во время боя, когда адреналин бурлит в крови, когда азарт и желание победы затмевает боль и усталость, кажется, что все довольно сносно. Настоящая усталость и боль приходят после поединка. Именно после можно адекватно оценить, насколько сложным был бой.
«Аравин умеет улыбаться, – написали в спортивной прессе. – Он запутал Кортеса. Сначала долго изучал, а затем продемонстрировал, что тоже обладает не менее сокрушительным ударом. К тому же на его стороне была скорость в движениях, ловкость и большая сосредоточенность. Мы увидели не просто яростную жесткость и стремление к победе. Здесь была безумно-медленная для Аравина тактика, буквально шаг за
шагом. Он показал всему миру бокса, что умеет действовать на любой дистанции, и при этом он может быть как агрессором, так и игровиком. Он одинаково хорошо работает как первым, так и вторым номером
».
– Молодец, сынок, – сказал Щукин, отбросив газету в сторону.
В зале было пусто. За окном уже стояла глухая ночь. Только Аравин с Щукиным не торопились уходить. Сидели прямо на матах, а рядом с ними на разложенной шахматной доске – початая бутылка водки и импровизированная закуска. Жесткое нарушение режима могли себе позволить только после боя. Не то чтобы нуждались в этом физически. Скорее психологически, один день хотелось прожить, как простые смертные – с водкой и салом. Кутежи Аравина после смерти сестры не вспоминали.
Натаныч уверенной рукой разлил горючее по пластиковым стаканчикам и, шумно выдохнув, залпом осушил свою порцию.
Схватив маринованный огурчик и кусок ржаного хлеба, молча зажевал.
– Вина у меня перед тобой, Егор, – тяжко начал тренер. – Не могу простить себе…
Аравин догадался, о чем говорит Натаныч, но промолчал. Не собирался помогать Щукину. А тот выдерживал паузу. Определенно, не специально. Слова подбирал. Как будто удачной фразой возможно смягчить реальность.
– Если бы ты знал, сколько раз я себя тогда корил за то, что не пустил тебя к сестре. Камень на душе, – выдавил Натаныч. А в глазах подозрительно влажно. – Прости, если сможешь.
Егор долго молчал и стакан свой все никак не решался осушить. Понимал, что Щукин ждет от него прощения. И не мог его ему дать. Потому что злился. Больше года прошло, а смерть сестры все еще кровоточащая рана. И меньше всего Егору нужно, чтобы кто-то ее сейчас деребенил.
– Бог простит, – без лишнего пафоса. – А мне своих грехов хватает, – сухо добавил Аравин.
Резким движением поднес стакан к губам и опрокинул в себя огненную жидкость.
– Черт возьми, скажи, что думаешь! – недовольно воскликнул Натаныч.
Аравин посмотрел на него абсолютно спокойно.
– Я так и сделал. Сколько лет знакомы, должен понимать уже, что мне незачем врать, чтобы щадить твои чувства, – откровенно ответил Егор. – А что ты хочешь услышать? Злюсь. Но решение не один ты принимал. И давай на этом закончим разговор.
– Вот никогда нормально с тобой не поговоришь, – с досадой в голосе сказал Щукин. – Ну, а как та девочка, которую ты тогда привез домой?
Вечно Щукин лезет, куда не следует. Как будто так сложно посидеть молча. Почему-то как бабка-сплетница всегда хочет что-то знать.
– Да хрен ее знает, как она! – несмотря на содержание фразы, тон ровный. – Видел пару раз. И честно говоря, приятными эти встречи не назовешь. Сидит дома на печке и в ус не дует… – на секунду умолк. Потом неожиданно вспомнил хвасты Александры Михайловны и добавил: – Рисует на досуге.
