– Мне не хотелось бы… не хотелось бы… – она замешкалась, подбирая слова. Как назло, ничего не получалось: голос дрожал, мысли путались. – Не хотелось бы… я…
– А ну дыхни, – резко потребовал он, в один шаг сокращая расстояние между ними.
– Что??? – совсем растерялась Стася. Расфокусированный взгляд неожиданно уперся в твердую линию его рта.
– Черт возьми, просто выдохни! – склонился к ней ниже и еще ближе.
Машинально послушалась, ощущая, как собственное дыхание ударилось о его подбородок.
– А мятная жвачка зачем?
Стася захлопала глазами, в очередной раз не зная, что отвечать.
– Это что преступление? – прорвалось первое возмущение.
Аравин внимательно следил за ее реакцией. Намеренно долго задержал взгляд на крупных зеленых глазах. Зрачки нормальные, поведение адекватное для подобной ситуации. Но что-то же было не так! Зачем-то она соврала.
Неподалеку заорала чужая сигнализация, и девчонка повернула голову в сторону этого звука.
– Стася, – обратился он к ней по имени, требуя всецелого внимания, – я имею довольно хорошее представление, что такое гимнастика. В шестнадцать лет не начинают…
Их взгляды снова скрестились. Его настойчиво-глубокий и ее нерешительно-колеблющий. Отчетливо видел момент, когда она сдалась. Взмахнула ресницами, прикрывая глаза, и тут же снова распахнула. Заглянула в душу как-то по-особенному доверчиво.
– Хорошо. Я тебе все расскажу. Только обещай, что не будешь кричать, – попросила она.
Смена ее поведения нисколько не удивила Егора, и он с готовностью кивнул, тем самым выражая свое согласие.
– Я действительно была на тренировке. Но я никогда не ходила на художественную гимнастику, – вынужденная пауза для того, чтобы перевести дыхание и, наконец, разгадка: – Я занимаюсь в секции по боксу.
Кажется, что тишина вокруг них стала осязаемой. Даже игривый ветер притих. Затаился, давая возможность Егору осмыслить сказанное.
Он не верил. Он не хотел верить в это. Он не мог поверить! Внимательно всматривался в ее лицо, видел в ее глазах надежду на поддержку и все равно не верил. В голове не укладывалось просто. Почему? Зачем? Хрупкая девчонка в громоздких боксерских перчатках. Никогда этого не понимал.
Возмущенное недоумение оттеснило все на задний план. Даже вспыхнувшее чувство облегчения.
– Пи*дец! И что это за вы*бон? – выдохнул ровно, лишь глаза обжигающе полыхнули недовольством.
Стася густо покраснела. Нет, эти слова не новы для нее. От отца-то и не такое слышала. Да и сама периодически ругалась как сапожник. Хотя старалась бороться с этим. Не нравилось. Грязные слова никого не красят. Но сейчас румянец вызван не смущением, а обидой. Не ожидала от Аравина такой реакции.
– Я спрашиваю, какого *** ты туда поперла? – настойчиво и громко спросил он. – Ты девочка! Девочка должна оставаться девочкой. Нормальные девочки кулаками не машут! Такие девочки никому не нравятся.
Стаська буквально пунцовая. Но не знает, что отвечать. Стыдно так, что хочется просто провалиться сквозь землю и никогда не возвращаться. Обида, унижение, разочарование в один момент захлестнули всю ее сущность. Едва живая стояла перед ним. Мир наивных фантазий грубо разрушен. Никогда он не поймет ее. Никогда они не будут ближе! Не стоило и пытаться. Только дурой себя выставила.
– Это что за пи*дец вообще?
– Ты обещал не кричать, – срывающимся голосом буркнула Стася, не скрывая обиду. Готова была расплакаться. Голос дрожал от волнения.
– Я и не кричу, – также резко ответил Аравин. – Я громко выражаюсь.
Стася отвернулась, чувствуя, что сейчас заплачет. Сквозь пелену уставилась на горящие огни вечернего города. Пыталась справиться с собой. Но ком в горле не отпускал. Давил безжалостно и болезненно.
– Ты ничего не понимаешь, – не удержавшись, сказала она, уже не обращая внимания на дрожь в голосе. Плевать! На все плевать уже! – Такой же, как все! Безразличный! Зацикленный на своем… – хотела сказать «горе», побоялась, так и оставила фразу оборванной и продолжила: – Не стремишься увидеть, что вокруг тебя есть еще что-то. Или кто-то!
Аравин зло выдохнула на этот сопливый монолог. Ненавидел подобные разговоры. Ненавидел чрезмерную эмоциональность в людях.
Схватив ее за руку, чуть выше локтя, развернул к себе. Уперся взглядом прямо в испуганные глазища девчонки. Увидел застывшие слезы. Но виду не подал.
– Если хочешь что-то сказать, имей смелость говорить в лицо.
Влажная зелень остро светила упреком и обидой.
– Нет, я не такой как все. Потому что я не позволю себе врать! Хочешь – плачь. Истеки слезами. Изрыдайся! Но это была твоя последняя тренировка, – твердо и жестко сказал Егор.
Словно дождавшись разрешения, горячие ручьи заструились по ее щекам. Сердце в его груди протестующе сжалось и заныло. Но Аравин мастерски запихнул эти переживания поглубже, не давая слабину перед вздумавшем встать на дыбы сердцем. Сознательно давно этого не приходилось делать, но сноровка осталась. Встретил ее отчаянно-несчастный взгляд холодно и безразлично.
– Ты лично скажешь бабе Шуре, что лгала. Но, если ты еще посмеешь врать нам, последует более серьезное наказание.
– Какое? – буквально крича, спросила она, ощутимо всхлипывая. – Дашь мне ремня? – губы искривились в надрывном плаче.
– Вполне возможно, – сухо ответил Егор.
И хотя он так и не сорвался на крик, эта стальная сдержанность показался Стасе куда обиднее. Больно резала по чувствам нещадными ударами.
«Лучше бы ты орал, Аравин!» – подумала она.
Но вслух сказала другое:
– Ты просто бесчеловечный!
– О, я бессовестно человечный. Поверь, ты поймешь это немного позже.
– Как же!!! У тебя просто нет сердца! НЕТ!
После этого крика безотчетно полыхнул ее яростным взглядом. Но тут же снова взял себя в руки.
– Садись в машину, сладкая Настя, – вкрадчиво сказал и протянул ей темно-бордовый носовой платок. – Иначе, тебе не понравится то, что я могу тебе рассказать.
– Моя фамилия Сладкова! – раздражено закричала она, громко шмыгнув носом в платок. – Сладкова!!!
– Я знаю, как твоя фамилия, – все также спокойно ответил он.
Глава 8
Ночь и боль, завяжите мне лентой глаза,
Чтобы я не видел, как сон крутит время назад;
Осознав, как янтарь намокал в ее глазах,
Отпустил, ничего не сказав...
© Nефть и Мовчан Олег
Стася задумчиво смотрела на быстро мелькавшую за окном светопанораму. Яркие вывески, огни машин, уличные фонари, далекий свет в чужих квартирах. Все сливалось и никак не впечатляло.
