– Да все нормально.
– Может, поговорим? Мне кажется, ты сторонишься меня…
Стася удивленно округлила глаза.
– Не выдумывайте! – искренне возмутилась она и снова улыбнулась Новицкой.
Ответной реакции не последовало. Не взирая на любезно расточаемые Стасей улыбки, женщина сверлила ее недоверчивым взглядом.
– Конструктивный диалог поможет нам лучше понять друг друга.
– Как-нибудь в другой раз, – уклонилась девочка.
Нина Михайловна, будто не слыша ее, продолжала настаивать.
– Тебе станет легче, – в порыве добродушного участия она сомкнула холодную руку на плече Стаси.
Девочка сама удивилась тому, что и в этот раз смогла сдержать рвущееся из груди негодование. Напряжение внутри нее нарастало. Хотелось бесцеремонно сбросить насильственную ладонь Новицкой.
– Знаете, это как на свадьбе, когда подвыпившая толпа кричит «Горько!». Вроде и интересно… А с другой стороны, бесит! – запальчиво бросила девочка.
– Это ты о чем? – Стася будто физически ощутила взыскательный взгляд женщины. Одно радовало, находясь в некотором замешательстве, Нина Михайловна наконец убрала свою руку.
– О том, что люди целуются, когда им этого хочется! И говорят тогда же. Дело не в том, сторонюсь я или нет… Я просто не хочу разговаривать! Ни с кем!
Получилось резче, чем хотела. Но, как известно, слово не воробей, вылетит – уже не поймаешь. И Стасе не оставалось ничего, кроме как потупить глаза и замолчать.
– О, как мы запели!!! – горячо всполошилась женщина после секундной заминки. – Усеки, ты меня своим пренебрежением не проймешь! Понимаешь? – зачем-то уточнила она и добавила буквально вибрирующим от сильного возмущения голосом: – Прими мой совет, проявляй должное уважение к тем, кто тебя приютил! С таким характером ты далеко не пойдешь.
Явственный укор в тираде Нины Михайловны, задел Стасю сильнее, чем она бы хотела. Не считала себя чем-то обязанной именно Новицкой. И ее это разозлило.
– В гробу я видала ваши советы! – выдала она на одном дыхании.
Немолодая женщина оторопело захлопала накрашенными ресницами и с отчетливым свистом, втянула в легкие воздух.
Впереди раздалось деликатное покашливание Гриши. Бегло и абсолютно бессознательно внимая этому знаку, Стася поймала в зеркале заднего вида его ошарашенный взгляд.
– Ах, вы посмотрите, какая нахалка!!! – нашлась со словами Нина Михайловна. – Все расскажу Егору! Все!!! И кто-то еще скажет, что я мало внимания уделила бедной сиротке? Невозможно разговаривать. Нахваталась от Шурки, что ли… Ай-яй-яй… Безобразие!!!
Отрешенно слушая возгласы Нины Михайловны, девочка понимала, что ей совершенно безразлично, что думает эта женщина и кому она расскажет. Вот прям абсолютно все равно.
Резво вспыхнувшее протестующее возмущение в душе так же стремительно улеглось.
– Простите, – бесхитростно и коротко извинилась она, вновь устремляя рассеянный взгляд в боковое окно.
– Простите??? Ну и характер у тебя, деточка!!! Так нагрубила, обидела меня… В конце сухое «простите» и все? Не знаю, что и сказать… К сожалению, извинения не перечеркивают всего, что ты мне сказала… Я в шоке!!! – по всколыхнувшемуся потоку воздуха Стася поняла, что женщина воодушевленно обмахивалась большим веером, который обыкновенно носила за собой.
В салоне наконец стало тихо. Похоже, каждый из присутствующих погрузился в свои мысли, на время забывая, что находится здесь не один.
Первые капли нерешительно ударили в стекло. Одна, две, дюжина, а потом и вовсе не сосчитать их. Синхронно и гулко барабанили, размывая за собой окружающий мир. Внутри себя тоже ощущала эту размытость. Не знала, что там, в груди, так чувствительно в последнее время. То ли сердце ныло, то ли какой-то нерв защемляло. Но штормило внутри конкретно. Не могла успокоиться.
С ней творилось что-то невообразимое. Как будто в густой сироп окуналась. Не тонула, но словно увязала в нем. Ощущение приятного томления и горячей тяжести наполняли тело. Сердце вздрагивало на любой шум, ожидая, когда входная дверь откроется, и высокая фигура Аравина возникнет в дверном проеме. Была у него такая привычка – распахнуть дверь и застыть на пороге, каким-то образом умудряясь заслонить собой все окружающее пространство. Пронзительный взгляд темных глаз врывался под кожу, заставляя ее холодеть и вздрагивать. Входил ленивой пружинистой походкой. Иногда что-то спрашивал у Стаси, иногда только здоровался и уходил к Нине Михайловне. Но каждый раз сердце девочки заходилось в бешеном ритме, и еще минут десять она просто сидела и делала вид, что смотрит в экран телевизора, пытаясь хоть немного успокоится.
Когда Аравин находился в доме, даже воздух казался Стасе горячим и увесистым. И в тоже время, когда он уходил, она нестерпимо скучала и ждала его возвращения.
Ночами подолгу не могла уснуть. Взбудораженное сознание отказывалось отключаться, мысли густым роем кружились в голове.
Переизбыток эмоций бурлил внутри плотными потоками. Становилось то жарко, то холодно… и страшно. Ощущала себя перезаряженной батареей, будто неконтролируемо заряжалась от неведанных ранее источников энергии.
Кажется, она влюбилась. Но, что значит, кажется? Любовь либо есть, либо нет.
Характер был у Стаси такой, что ей постоянно нужно было говорить. Высказывать то, что гложет или наоборот, радует. Иначе задыхалась от излишка эмоций и путалась. После словесного озвучивания всегда было легче понимать ситуацию. Но сейчас не с кем было обсудить столь щепетильную тему. Не с кем поделиться.
Впервые вынашивала свои мысли в несвойственном ей режиме – молча.
Ей шестнадцать, ему двадцать четыре… Может ли это быть любовь?
Интуитивно ощущала, что это именно она.
Пожалуй, это чувство не возникло недавно. Оно таилось в сердце довольно долго. Просто резко ослабленное переживаниями равновесие и тесный контакт с Егором, позволил ее любви вознестись из глубин и заявить о себе. И эта влюбленность жгла грудь изнутри, норовя вырваться наружу.
Весьма шаткое душевное состояние колебалось десять раз по дню. Парящая легкость и волнительное счастье сменялись опустошающей тоской. И, наоборот.
Запуталась в себе. Заблудилась в собственном мироощущении. Нужны ли ей эти чувства? И что с ними делать? В конце концов, имела ли она право его любить??? Сколько не размышляла девочка, эти вопросы так и остались без ответов.
***
Восседая на белом больничном подоконнике, Стася лениво клевала вытянутые заостренные плоды розового винограда.
– Моя бедная-бедная сестра… лежит и не ропщет, – вздохнула Нина Михайловна, всплеснув руками.
Баба Шура, рьяно взбивавшая до этого подушку за спиной, раздраженно фыркнула.
– Прикуси язык, Нинка! – откинулась и взглянула из-под полуприкрытых век. – Только ты могла принести мне в больницу заморский виноград. Знаешь же, что я ем только сезонные фрукты!
