Стася протяжно вздохнула. И Егор, не в силах сопротивляться, идя на поводу у своих инстинктов, скользнул большим пальцем правой руки по сочной розовой плоти ее рта. До одури хотел свою Занозу, несмотря на все, что сказано и сделано.
Девушка ощутимо вздрогнула от этого прикосновения, обжигая его палец горячим дыханием.
По телу Егора пронеслась ответная дрожь. Огненная кровь растеклась по напряженным внутренностям. Стандартный протокол в новом, практически яростном исполнении эгоистичного и требовательного тела.
Он никогда не думал, что можно так сильно желать девушку. До боли. До сумасшествия.
Окончательно утратил инстинкт самосохранения. Ее боялся поломать.
А Стася, чувствуя его возбуждение, только не осознавая до конца, что это такое, тяжело отстаивала свою правоту:
– Я не верю, что ты равнодушен!
– Не равнодушен, – хрипло признался. – Я безумно тебя хочу! Все?
Вокруг них повисла гулкая тишина, нарушаемая только шумом взаимного учащенного дыхания.
Глаза Стаси смотрели сначала с недоумением. Затем в них вспыхнуло искреннее смущение. Щеки резко приобрели самый яркий оттенок красного. А потом девушка, к облегчению Аравина, вышла из оцепенения. Сердито оттолкнула его и залепила крепкую пощечину.
Аравин сознательно не сопротивлялся. Позволил Стасе ударить себя. Он ждал этой пощечины. Жаждал ее. Она немного отрезвила его. Охладила. Только сердце никак не успокаивалось. Неслось.
– Если бы ты знала, какие мысли ночами роятся в моей голове, ты бы ударила меня еще раз, – выдал Егор, напряженно всматриваясь в ее смятенные глаза. – Я проделывал во сне с тобой ужасные вещи. Ты даже отдаленно не представляешь.
Стася, взволнованная его признанием, никак не могла отыскать подходящих слов. Открывала и закрывала рот в новой попытке, но ничего не получалось.
Пыталась разгрести эмоции, которые бушевали в груди. Что там было, кроме негодования и боли? Неужели ее взволновало его откровение?
Постаралась думать рационально, осмыслить его грубое признание. Запретила себе злиться. Прислушалась к другим ощущениям.
Обида – самое яркое чувство. Но на задворках что-то такое трепетное, наивное, взбудораженное. От этого низ живота щекотно сжался узлом. Запульсировал.
– Егор... – только имя его получилось выдохнуть.
– Что, Сладкая? – с каким-то сожалением спросил Аравин. Шипами врезалась в сердце... нежность. – Не находишь, что сказать? – Стася слабо качнула головой. – Понимаю. Сам не в восторге. Еще будешь меня любить?
Девушка никак не реагировала. Не мигая, упрямо смотрела ему в глаза.
– Поверь, я не стою этого.
У самого душа рвалась на части. Невысказанные эмоции оставались в нем, превращаясь в плотные пульсирующие сгустки. Перекрывали кислород. Тяга к жизни с ними замирала внутри.
Но Стася неожиданно улыбнулась. Коротко. Скорее всего, неосознанно.
– Так и докажи. Иначе не поверю.
Егор изумленно качнул головой.
– Ты сумасшедшая!
– Как и ты!
В безудержном душевном порыве Аравин горячо кивнул.
– Да, черт возьми! Я дурею от тебя!
Губы Стаси раскрылись в тихом вздохе.
– Тогда оставайся одуревшим, – согласилась она с таким раскладом.
Спустя два часа, ссутулившись, Аравин сидел на краю кровати, опираясь на согнутые колени широко разведенных ног. Неспешно курил, зажимая между пальцами дымящуюся сигарету. Сколько он их выкурил за эти сутки? Со счета сбился.
Впервые за долгое время пропустил тренировку, нарушил режим питания, непозволительно много курил, и просто сходил с ума. Безумное воскресенье выдалось. Когда такое случалось в последний раз? По силе переживаний помнил только ту ужасную декабрьскую ночь, когда Алиса умерла. Но тогда убивался от потери. А сейчас что?
Терпкий дым заполнял легкие, а мысли в голове не утихали.
Завтра Стася уедет. Аравина больше не будет волновать вопрос, что происходит в соседней комнате. Что она делает? Спит ли?
Но сегодня его это беспокоило. Переворачивало душу. За грудной клеткой испепеляющие чувства разрывали на куски.
«Все будет. Все уже есть».
Заноза была права. Необратимые изменения уже произошли. Внутри Егора давно шла настоящая гражданская война. Что-то выжигало душу изнутри.
Что же это за неуправляемое чувство? Что это?
Аравин боролся. Он ненавидел себя за тягу к ней. Приказывал себе отдалиться, да только отмершее сердце, похоже, вообще не в курсе выносимых мозгами указов.
Он, с*ка, стал бесконтрольным. Он себе не принадлежал.
То, чего он хотел и днем, и ночью – чистое сумасшествие. Стася Сладкова – недопустимая слабость.
Бл*дь, что же это? Как дать определение этим настойчивым чувствам?
А ведь он действительно дурел, прикасаясь к ней. Банальные касания ее кожи, ее волос сводили его с ума. Да что там! Ее лицо, ее запах – он одержим этим.
Что это? Душевное помешательство, которое он не в силах остановить?
Или все же...
Дыхание сорвалось, сердце заколотилось в груди. Рука с сигаретой дернулась. Затянулся. Судорожно. Медленно. Фокусируя все силы на одной мысли. Она задерживалась. Наполняла мозг очень неторопливо, словно чертовски плохой напор воды в ванной. Грозила остыть прежде, чем ее будет достаточно.
«Я люблю тебя».
Стасины слова будто повернули рычаг, и поток хлынул. Затопило. Мощные вибрации в сердечной мышце сокрушили своей необузданной силой. Ранее никогда бы не смог так отчетливо отследить работу этого органа. А сейчас словно стимулятор какой-то вкололи. Переборщили с дозой. Аравин загибался от силы чувств.
Люблю... Он любил. Любил?
Да просто быть такого не может! По правде, он сражался с этой мыслью каждый божий день. Отторгал ее.
Его, нахр*н, не учили любви. Правильно ли он ее ощущал? Никто не предоставил инструкцию. Не объяснил технику.
Что за черт? Что за подстава? Где он оступился? Где так натупил?
Затянулся, отстраненно наблюдая за гуляющей у окна невесомой занавесью. Ночной воздух проворно пробирался в спальню через открытую дверь лоджии. Холодил влажные после душа волосы и голый торс. Только Егору все равно нестерпимо жарко было.
Стаська покорила непобедимого Стального Волка.
Аравин разом улыбнулся и нахмурился. Небывалый восторг заполнил обеспокоенный разум.
Пьянящее чувство. Отравляющее чувство. Убийственное по своей силе.
Его Сладкая Заноза. Для него она стала особенной. Неоспоримой в его сердце.
