– Да уж! Вечер обещает быть веселым, – Стася вяло вздохнула и, подперев щеку кулаком, немного скривилась.
– Разрешаю тебе заткнуть уши берушами, – поддерживая недовольство Стаси, сказала баба Шура.
– Но тогда Нина Михайловна надорвет горло, крича мне в ухо что-то на подобие: «Совсем обнаглела, девка! Молчит! Издевается! А я-то с добрыми советами!»
По кухне расплылся сначала грудной смех бабы Шуры, а затем звонкий Стасин. И такое веселье началось. Они смеялись до слез, представляя ярое возмущение Нины Михайловны. Никто из них двоих, ни баба Шура, ни Стася, не мог произнести больше ни слова, буквально всхлипывая от безудержного смеха.
***
Жесткий, бессердечный, циничный Стальной Волк-одиночка. Что он ощущал, падая на колени перед девчонкой? Аравин чувствовал себя слабым, бесхребетным, зависимым.
Как так получилось? Когда возникли эти уничтожающие пробоины? Как давно Сладкова влезла под кожу? Не видел ее две чертовых недели, а грудную клетку все также разрывало. Сердце, оно издевалось, отдавая Занозе все свое гребаное пространство.
Давился новыми неодолимыми ощущениями. Его душу попросту взорвала эта любовь. Все остальное, некогда важное, летело в тартарары!
Зубами рвал из себя всепожирающие чувства. Готов был раскатать по асфальту собственное сердце, только бы избавиться от этой слабости. Этого изъяна! И ничего не получалось!
Настолько подавленным Аравин еще никогда не был. Стася стала неизлечимой, маниакальной потребностью.
Где тот чертов переключатель? Как вернуться в прежний режим, где на всех положить?
Ночью квартира Егора превращалась в настоящую камеру пыток, карцер сумасшедшего зверя. Стася, словно специально, оставила маяки по всему периметру его жилища. В центральном шкафчике на кухне хранился ее любимый зеленый чай. Рядом – баночка пчелиного меда и пакет высушенной мяты. Чуть в стороне – домашняя консервация бабы Шуры: айвовое и клубничное варенье. И особняком – пакет шоколадно-ананасовых конфет и две шоколадки.
В ванной остались ее шампунь, зубная щетка, гель для душа и расческа. В прихожей – какие-то папки и блокнот. Пара резинок и заколка.
Взять ее к себе оказалось чертовой роковой ошибкой! Она будто навсегда незримо поселилась в его квартире. Ее запах, ее голос, ее силуэт у окна: все это осталось здесь.
Присутствие Леночки не спасало. Она только непонятным образом раздражала его. Вызывала долбаный протест малодушного альтер-эго. Не так пахла, неправильно говорила, неестественно смеялась. Все это казалось бредовым, но Егор стал динамить ее.
Похоть накапливалась. Самообслуживание слабо помогало. А это уже, бл*дь, весьма рискованно. Нужно было срочно найти приемлемый вариант. Впервые за долгие месяцы вспомнил Риту. Но, как бы ни был Аравин эгоистичен, начинать с ней снова отношения было бы вершиной кровопийства.
Эта малолетняя Заноза искорежила все внутри Аравина. Она без разрешения влезла в его личное пространство. Он вдруг стал слишком избирательным в женщинах. Отсеивал возможные кандидатуры одну за другой.
Сбегал из квартиры, часами бесцельно кружил по городу. Это приносило мнимое умиротворение. И долгожданную усталость.
По возвращении домой Егор валился поперек кровати и засыпал.
Стася улыбалась ему из темноты. Она целовала его. Она говорила с ним. Она стояла там, на мосту. Плакала. Это были очень реальные красочные сны. Сознание подчиненно ей, не ему. Искало с Занозой встреч хоть где-нибудь, и находило в снах.
Аравин самостоятельно воспитал в себе сверхчеловека. Сильного, независимого, бесстрашного, уверенного в себе бойца. Сладкова же нанесла ощутимый ущерб всему этому. Она сумела коснуться его души. Он был травмирован ею.
Становилось все тяжелее балансировать на грани. Не поддаваться сокрушенному сердцу. Не оборачиваться. Шагать вперед.
С*ка, не видел малолетку шестнадцать дней!
Кое-какой выход своим эмоциям Егор давал на ринге. Безмерная агрессия переполняла его, в нетерпеливом желании скрыть от других то, как кровоточило субтильное сердце Стального Волка. Из-за девчонки. Из-за его Сладкой Занозы.
Сильный удар Аравина, много яростней, чем должен быть на спарринге, рассек губу его партнеру Димке Прохорову. Тот одарил Егора свирепым взглядом и раздраженно утер струйку крови. Прямым ударом угодил Аравину в левую скулу.
Специально позвал сегодня именно Прохорова. Знал, что парень вспыльчивый. Впрочем, как и он сам в последнее время.
– Спокойней, парни! – негодующе закричал Натаныч у помоста ринга. – Не забывайте, пожалуйста, что вы без шлемов. Работаем на разогрев. Плавно.
Но в крови Егора уже неукротимо бродил адреналин.
Боль. Красный. Агрессия. На грани восприятия тушевались только эти ощущения.
У Аравина словно мозг отключился, и ему это понравилось. Наконец-то связь с разумом была нарушена. Гул мыслей прервался. Он перерезал нужный проводок. Все неправильные чувства законсервировались внутри него. Затихли. На поверхность всплыли исключительно боевые инстинкты. Как же приятно было ощущать себя просто бесчувственным зверем.
– Так, стоп! – недовольно крикнул Щукин, но должной реакции боксеров не последовало.
Бой продолжался.
Аравин отбивал спарринг-партнера, словно кусок мяса перед жаркой. Не замечая, как Прохоров наносит ему ответные удары. Егор практически не работал в блоке. Он хотел чувствовать адскую физическую боль. Которая бы до конца затмила собой ту бл*дскую душевную. И когда кровь хлынула из рассеченной брови, только кровожадно улыбнулся.
Мысленно хвалил Прохорова, ровно до того момента, когда тот решил отступить, прислушавшись-таки к крикам тренера. Рассерженный до предела, Аравин продолжал наступать.
Удар правой, затем сразу – левой, двойка, еще замах…
Пока Щукин, взобравшись на ринг, не схватил его за руку, грубо оттаскивая в сторону. Аравин машинально вскинул кулак, в бессознательном порыве отмахнуться от наглой помехи.
– Етить твою налево, что ты творишь?
Только узнавая голос старого тренера, Егор перестал сопротивляться. Отошел. Раздраженно стянул перчатки, одну за одной. Выплюнул капу и, безразлично смахивая кровавые ручейки, быстро спустился с ринга.
– Что с тобой, Егор? – закричал ему в спину Щукин. – Ты, бл*дь, забыл, что это всего лишь тренировка? С ума сойти! Ты слышишь меня? Куда ты идешь? Дай хоть рассечения обработаю!
Но Аравин не останавливался. Не оглядываясь, стремительно шагая, прошел в раздевалку. Хоть и знал, что Щукин семенит следом, громко захлопнул двери. Его бубнеж на заднем фоне наматывал нервы Егора еще сильнее.
Рывком открывая шкафчик, достал пачку сигарет и зажигалку. Бровь продолжала кровоточить, нижнюю губу жгло, но ему, нахр*н, было плевать! Под изумленным взглядом приковылявшего Натаныча закурил прямо в раздевалке. Безотчетно смахивая стекающую по щеке кровь, глубоко затянулся.
