Аравин вышел следом.
Последний год его душа – сверхсложный и многоликий механизм. Непредсказуемый. Нерациональный. Грешный. Алчный. Близорукий. Без Стаси жизнь теряла яркость и формы. Без нее точила душу неуемная тоска. Измором брала зверя. Теснила привычные ценности и стремления.
Никто, включая саму Сладкову, не знал, что он является носителем приобретенного хронического порока. За стальным фасадом скрывался деформированный субъект. Волчье сердце, заполненное инородным не исторгаемым содержимым.
Этим вечером Аравина накрыло капитально.
Ему нужно было отвезти Стасю домой. Он обязан был предоставить ей свободу. Потратить миллионы собственных нервных клеток, но дать Сладковой возможность самостоятельно преодолеть вызванные этой чертовой встречей эмоции. Только все благие намерения Егора потерпели крах.
«Твою ж мать...»
«К черту все!»
Он увлек девушку в противоположную сторону. Здесь, на темной безлюдной окраине, ускользали последние крупицы разума. Стирались всякие границы.
Некоторое время Егор ограничивался лишь прямым наблюдением. Молча откладывал в сознании то, как Сладкова торопливыми шагами рассекает плоскую обочину. Хаотичными кругами топчется по залитой лунным светом траве. Несдержанно вздыхает. Импульсивно взбивает волосы. Качает головой, мысленно решая неведомые ему задачи.
Под глубокий ровный такт сердца, с разгульным ветром в голове, Аравин решал, как дальше поступить. Освобожденный монстр тянул свои лапы к Стасе, никак не определяясь с направленностью действий. Он жаждал выброса ее эмоций. Ее плоти.
Оголенные нервы трещали нечеловеческим напряжением, но Егор оставался в стороне. Внешне абсолютно сдержанный. Недвижимый. Сладковой не распознать, что Аравин и закурить не в состоянии. Опасался раньше положенного выйти из жесткого оцепенения и сорваться с места.
Вкусившему изнанку своего наваждения сложно держаться невозмутимым. Не касаться, обладая полновесной властью. Давить внутри себя жаркие порывы.
Но Егор выжидал.
Разбуженный зверь, вызывая лютый внутренний конфликт, заставлял принимать свои интересы. Незримо манипулировал девушкой. Рассчитав отголоски происходящего внутри нее, впервые пользовался своим преимуществом. Своей искушенностью.
Стася подошла к нему по собственной воле. Слету встала вплотную, практически касаясь красными туфлями мысков его кроссовок. И Аравин, сдерживая все свои рефлексы, просчитывал ее следующий ход.
Вскинув голову вверх, Сладкова взволнованно заглянула ему в глаза. Приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но тут же нервно сжала их. Прерывисто выдохнула. Снова шевельнула губами. Уязвила звериную шкуру размноженными, схожими на его собственные, чувствами. Морщась, недовольно качнула головой, признавая перед Аравиным свою слабость.
Он тоже молчал, умышленно позволяя Стасе психовать. Раздувая ноздри, мерно втягивал в себя тонкий пьяняще-сладкий аромат ее духов и сосредоточенно наблюдал. Питал тайные надежды, что Сладкая Заноза разойдется в силе своих чувств. Выплеснет наружу отравляющий душу коктейль. Аравин хотел их узреть. Жаждал вкусить хлынувшие из нее эмоции.
– Давай. Ругай, принцесса, – подтолкнул он Стасю. Голос волокнистый и намеренно придушенный, со скрытым парализующим смыслом. – Истязай.
Руки девушки напряженно вытянулись вдоль туловища и сжались в белеющие кулаки. Его принцесса научилась копить переживания. Сумей надавить – хлестанет такой волной, мало не покажется. И Аравин провоцировал, потому что вскрывать раны – спасительная необходимость.
– Ты хотел его ударить? – сбиваясь дыханием, нервно спросила Сладкова. – Хотел избить?
– Да, – с видимым удовольствием выдал Егор. – Я бы хотел его уничтожить.
– Ты с ума сошел? – пораженно выдохнула девушка. – За что?
– Он, с*ка, хочет то, что принадлежит только мне, – откровенно заявил Аравин, медленно скользя языком к уголку рта и закусывая нижнюю губу. Опасный прищур стер с его лица всякие следы хладнокровия.
– Что за... Что за, блин, варварство, Аравин? – рассвирепела Сладкова, с силой толкнув его в грудь. – Артем – мой друг! Он пытался меня защитить, потому что ты вел себя, как чертов тиран, – сердито говорила она. – Стоя рядом со своей пассией, ты указывал мне, что делать! Никого не постеснялся. Обо мне не подумал! Я, черт возьми, не твой довесок! Начни, наконец, со мной считаться...
– Рита – не моя пассия! – огрубелым басом остановил ее Егор. – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?
– Знаешь, что? – надсадно зашипела Стася, пронзая его яростным взглядом. – Мне вообще по фигу! Я устала об этом говорить! Я устала об этом думать! Делай, что хочешь, черт бы тебя побрал!
Эти слова терпким ядом просочились в сознание Аравина. Разум отторгал их жестокий бескомпромиссный смысл. С бешенством отбрасывал в сторону. Гудел множеством вариаций действий. Но Егор силой их глушил. Концентрировался на эмоциях шумно сопящей перед ним Стаси.
– Лжешь, что плевать, – беспощадно уличил ее он. Дожимал до критической точки.
Реакция Сладковой была незамедлительной. Глаза полыхнули мерцающим малахитом. Брови от ярого недовольства сошлись на переносице. Стремительный негодующий вдох... и девичья ладонь хлестанула левую щеку Аравина. Жгучее пламя полоснуло кожу, но он этого будто не заметил. Сглотнул. Сжал челюсти.
Прицельно следил за Стасей.
– Конечно, лгу! – яростно закричала она. Ревность, как дьявольская червоточинка, успешно ела душу. Заставляла говорить, лгать, брать свои слова обратно, противоречить самой себе. – Не нахожу в себе силы смотреть на вас. Тебя и Риту, – в голосе неуправляемые волны дрожи и злости. Расплескивала эти чувства, исчерпав внутренние резервы самоконтроля. – Хоть убей меня, не могу!
– Напрасно, Мелкая. Напрасно, – голос Аравина звучал сильно, несмотря на то, что он ее, эту силу, сейчас не ощущал. – Повернут исключительно на тебе.
– Вот и ты зря бесишься, Егор. Хотя давно знаешь, что я тебя... Давно знаешь... – на волне злости не смогла договорить. – Душа горит от этих чувств. Но, закрывая глаза, я продолжаю идти. Ты считаешь: малолетка переменчивая. Думаешь так? А я не сверну, Егор, понимаешь? – отчаянно взывала к нему она.
И Аравин, тяжело вдохнув, выдал ответное признание:
– Не могу не беситься. Я ненавижу, когда ты с ним. Ненавижу, когда он касается твоих волос... твоей кожи... Все внутри меня полыхает яростью.
Гулкий ветер летел мимо Стаси. Земля под ногами плыла. Аравин бесповоротно разбередил душу. Сердце с лихими переменами билось в груди. Болезненно пульсировало. С трудом выполняло свою работу.
– Это все ненормально...
Егор был с ней согласен. Любовь, это эфемерное сатанинское чувство, должна быть легкой и радостной. Почему же они без конца отгребают горечь и боль? Часов счастья гораздо меньше. Но, бл*дь, они являлись такими основательными и мощными, что уже невозможно было отпустить из сердца.
