– Я до сих пор не могу осознать то, что увидела там, на набережной... Каким я увидела тебя... – голос Стаси сломился, упал в своей высоте.
– Испугалась? – сипло спросил Аравин.
Девушка без промедления кивнула, и у него внутри все сжалось.
– Но не за себя.
– За у**ка этого? – едва не рыча, побуждал к развернутому ответу.
Стася отрицательно качнула головой.
– За тебя, Егор, – обхватила его лицо ладонями. – За тебя... Я... я... просто...
Девушку охватывала истерика. Фундамент треснул. Вот-вот посыпятся камни.
– Тише. Тише, Сладкая, – плавно скомандовал он, сжимая ее ладони и опуская их вниз.
Настал момент перестраивать. Направлять ее эмоции, помогая им излиться с наименьшей болью.
– Егор...
– Помолчи, принцесса, – закрыл ей рот ладонью, заставляя подчиняться и концентрироваться на его словах. Обхватывая второй рукой затылок, не давал пошевелиться. – Не нужно обо мне волноваться. Слышишь меня, Сладкая? Не стоит, – втолковывал, словно нерадивому ребенку. – Я кого угодно голыми руками в сечку покрошу. Потому что нет внутри меня жалости и человеколюбия, – голос нарочито стал жестче, размереннее. Не трудно было Аравину подбирать слова. Дав себе волю, ощущал, как они шли, словно бы самостоятельно, пропитанные задушенными чувствами. – Лишь ты стала исключением. Только ты, Стася, причиняешь настоящую боль. Абсолютное неудобство, – с каждым новым предложением высота его голоса поднималась. Речь оттенялась несвойственной ему быстротой. – Знаешь? Знаешь, почему тебя никогда не трону? Знаешь? Потому что люблю тебя! – свирепое надрывное признание. Выдохнул из себя. Вырвал для нее из черного звериного сердца. – Свободного куска внутри не осталось. Все ты захватила. Все!
Эти слова вторглись целенаправленно в сердце Стаси. Беспечно шаркая по живым тканям, вероломно обосновывались там. Прожигали изнутри. Ненадежный хрупкий нерв критически натянулся и пораженно лопнул. Целые фрагменты, смутные воспоминания выскользнули из него.
Сладкова растерялась. Рассыпалась. Глаза наполнились обильной влагой, и в одно короткое мгновение объемные капли скатились вниз.
Аравин видел слезы Стаси. Ощущал, как они сползали и сочились по его руке, но, исходя внутренним пламенем, некоторое время смотрел на них, будто на обязательный фрагмент этой исповеди.
Мучительно медленно грудная клетка расползалась по грубым швам. Но не все сегменты были порваны.
С колотящимся сердцем и густой пеленой перед глазами, позволил Стасе себя отпихнуть. Больше не пытался ее успокоить. Только смотрел на девушку немигающим цепким взглядом. Видел, как та упрямо растирает слезы по щекам, хрипло выдыхает и готовится сказать то, что совершенно точно убьет его. Он это чувствовал. Читал по ее глазам.
– Прости меня, – решительно выдала Сладкова, и по спине Аравина прошелся ледяной озноб. – Прости, Егор, – в ее голосе слышались такие полутона и оттенки, такая непривычная сила. Нереально было понять, что она в данный момент чувствует. Будто скопилось в ее душе всего и помногу. – За то, что неудобна тебе. За то, что хочу быть твоей слабостью. За то, что люблю тебя слепо и эгоистично, невзирая на все запреты. За то, что буду упорствовать в своих чувствах.
Обострила, отчеканила, казалось бы, простые слова: «хочу», «люблю», «буду». В мелкую пыль стерла гибельную душу Аравина. Внутри него все затрещало от силы сумасшедшего перерождения эмоций.
Терпеливо ждал, когда чувства пойдут на спад. Но Стася продолжала срывать все засовы и латки.
– Не хочу быть похоронным маршем в твоей душе, Аравин. Не хочу толкать на необдуманные поступки. Мне стыдно признаваться, но в тот момент я волновалась исключительно о тебе, потому что твоя злость... твои действия могли навредить тебе. Косвенно. Ты понимаешь? Понимаешь, Егор.
Старалась донести до него всю тонкость своих внутренних ощущений. Открывала ему душу. Демонстрировала непосильное бремя, таившееся в самой сердцевине. Пересоленные чувства. Острые зазубрины одиночества. Резкие переходы тонких материй.
Полный диск луны равнодушно освещал бескрайнее пространство. Позволял увидеть смену эмоций на лице Аравина, когда он, качнувшись на пятках, заторможенно моргнул.
Расширенные зрачки. Пронзительный взгляд.
– А если я скажу, что все умышленно, Стася? Что дышу дурными помыслами. Хочу тебя. Что тогда? – этими твердыми внушительными словами Аравин грубо замкнул круг ее восприятия. Разбил ее вдребезги. – Я преднамеренно украл тебя, Сладкая. Заманил на независимую территорию. Расчетливо и эгоистично дестабилизировал твою психику, – его голос выдержанный, низкий, опасный. Не было в нем и грамма раскаяния. Будто желал шокировать Сладкову сильнее прежнего. И у него это получалось. – Здесь, Стася... Здесь ты только моя.
С ее тела внезапно схлынуло природное тепло. По бледнеющей коже забродили колкие мурашки.
– И что дальше? – упавшим голосом спросила девушка.
– К черту все ограничения и правила!
Резкий выдох сорвался с ее приоткрытых губ.
– Егор...
– Подойди.
Слегка оттолкнувшись носками, заставила себя двигаться вперед. Останавливаясь перед ним, бессознательно задержала дыхание.
Аравин напряженно сглотнул. Потянулся к ней, бережно касаясь растрепанных волос. Трепетно скользнул к щеке. Шероховатые ссадины на согнутых суставах приятно раздражали Стасину кожу. Будоражили рецепторы. И она закрыла глаза, подчиняясь долгожданной ласке.
Ощутила, как Егор неторопливо спустил руку к ее шее, постепенно воспаляя восприимчивую кожу, исследовал все открытые участки. Выпирающие ключицы, скромную впадинку между грудей, поникшие плечи. Ей казалось, еще секунда, и от одних этих нехитрых сдержанных ласк из нее полетят искры.
Сдавленно глотая воздух, Стася только сейчас понимала, что без Егора и не дышала вовсе. Жила инерцией, скопленными воспоминаниями. Вновь настолько близко ощутить его – это синхронный эмоциональный и физический шок.
А Аравин скользил все ниже в своем сознании. Разлетался от изнуряющих тело желаний.
«Стася...»
Ее близость. Теплота, упругость и мягкость тела. Нереальное воплощение его непреоборимых желаний. Наматывая на кулак мертвые нервные волокна, понимал, что безжалостно истратил их ради Стаси. И потратит еще несметное количество в ее пользу.
С ней Аравин переставал быть бездушным ублюдком. Просто любил ее больше собственной жизни. Больше фактически возможного. Выше всех здравых пределов.
– Боишься меня, Сладкая?
– Нет. Не боюсь, – прошелестела девушка, открывая глаза.
Егор не мог досконально отследить наполненность ее голоса, так как она приглушала его. Но тот определенно звучал уверенно.
– Хорошо, – скрепил руки на Стасиных плечах. Неосторожно сжал, всматриваясь, утопая в глубине ее глаз.
