Музыка скрипки взметнулась ввысь, рассыпавшись звёздной пылью, и месяц покачнулся на чёрном небосводе. Фриде почудился запах гари, душный, ядовитый.
Грэгори наклонился к ней и прошептал на ухо:
— Ласточка…
Фрида недоумённо взглянула на него. Ей хотелось побыть здесь ещё немного, с отцом и старым другом. Где никто не угрожает ей смертью семьи, и не нужно выбирать между ними и незнакомыми людьми, которые, как и она, родились от фейри.
Запах дыма становился нестерпимым.
Фрида заглянула в чёрные глаза мёртвого менестреля. Он улыбнулся, ломано, больно. И шепнул:
— Беги.
— Что?
Лесную поляну стремительно заволакивал дым.
— Беги, Ласточка. Сейчас же!
Фрида дёрнулась. И проснулась.
Спальню скрывал дым — густой-густой. Где-то у двери мелькали огненные всполохи — кажется, горели кресла, и огонь вот-вот должен был перекинуться на туалетный столик.
Фрида рывком села. В чёрном провале окна за полыхающими занавесками ей почудилось лицо баньши.
— Эш…
Фейри счастливо улыбался во сне. Среди огня, в дыму ему явно очень нравилось.
Что-то с глухим стуком упало, взметнулись искры, одна попала на кровать, и покрывало в изножье тут же вспыхнуло.
— Э-э-эш! — истошно завопила Фрида, судорожно отодвигаясь и тряся фейри за плечи. Он не просыпался.
К огню во время постельных забав Фрида привыкла, но это не был огонь Эша, она чувствовала. Паника подкатила к горлу тошнотой, яркое солнце, полыхающее в животе, дрогнуло.
Трепеща от ужаса и задыхаясь, Фрида наклонилась и сильно укусила Эша за шею.
Это подействовало. Фейри взвыл и тоже рывком сел.
— Фрида! Что ты… Зачем ты подожгла спальню?
«Идиот!» — хотела выкрикнуть Фрида, но не смогла, изо рта вырвался лишь кашель. Впрочем, до Эша уже дошло: он сначала что-то попытался сделать с огнём, но у него не получилось. Тогда он схватил Фриду в охапку и соскочил с кровати.
Брызнули осколками окна. Огонь радостно взревел, а Эш навалился на дверь. Та не поддалась.
— Да ……! — выругался Эш, Фрида даже подумала, что по-фейрийски, но потом поняла, что что-то такое раньше уже слышала в Нижнем городе.
Фейри метнулся к дальней стене.
— Где… ну это всё?!
Фрида поняла его даже так.
— В шкатулке на столике!
Эш магией подтянул к себе шкатулку, выронил из неё краску (уголь, девичьи слёзы и кровь чёрной кошки), поставил Фриду на пол и быстро вывел на полу схему, как обычно гениально-мощную.
— Не выходи из круга!
Фрида упала на колени: дышать сразу стало легче, она теперь и гари почти не чувствовала. «А ты?» — она подумала, но не сказала. Это же Эш, он как-нибудь справится. С ним-то точно всё будет в порядке!
Фейри тем временем метался по комнате, сплошь в огне. И не заметил бросившиеся к нему огненные фигуры.
— Эш! — крикнула Фрида, но фейри, из-за круга или треска огня, её не услышал.
И обернулся слишком поздно.
Фигуры, огненные фейри, навалились на него чёрными мотыльками, и всё вконец проглотил огненный вихрь. Фрида до боли сжала кулаки, уже не замечая тошноту, вглядывалась в чёрный дым. Где-то снаружи в дверь колотили, но та, зачарованная, и не думала открываться.
Потом огонь схлынул, дым рассеялся, и Фрида увидела самую страшную картину в своей жизни. А она, ведьма, пусть и слабая, на многое уже насмотрелась.
На полу у тлеющей кровати, распластавшись, лежал Эш. Из его шеи толчками выплёскивалась кровь. Фейри давился ею, тихо стонал и не сводил ярко-красных глаз с круга у стены. Замершая в нём Фрида, прижав руку ко рту, смотрела в ответ, почти не обращая внимания на огненных мотыльков-фейри. И даже не вздрогнула, когда к ней потянулась когтистая лапа, метя в живот.
Зато хорошо видела, как исказилось лицо Эша, и как из последних сил он собственной кровью вывел на полу вязь изящных знаков. Фейри замерли. «Нет-нет-нет! — билось в голове Фриды. — Это просто невозможно! Он ведь не может умереть!»
А потом Эш, с трудом приподнявшись на локте, дохнул на надпись, и на этот раз кровь чудесным образом из его рта не плеснула. Зато с тихим «х-ха» отлетел последний вздох, наполнив руны силой — и огненные фейри с визгом рассеялись, как дым.
Фрида, прижав ладони к лицу, сквозь растопыренные пальцы смотрела, как безвольно упал рогатый фейри. Как вернулась, покорная амулету, его личина человека. Как бледный золотоволосый юноша с распоротым горлом замер в неестественной позе в луже крови. Как его пустые глаза всё ещё смотрели на круг.
Тогда во Фриде что-то порвалось.
…Когда Ричард, распоров себе запястья, выломал дверь в спальню лорда и леди Виндзор и первым ворвался в комнату, он увидел затухающий сам собой огонь, тело господина и его жену в волшебном круге. Герцогиня, растрёпанная, стояла на коленях, растопырив пальцы прижимала руки к лицу и истошно кричала. Её вопль ввинчивался в уши, как плач баньши, и в нём тонули все остальные звуки. Впрочем, их и не было — среди слуг за спиной Ричарда царило гробовое молчание. Никто как будто даже не дышал.
Только страшно, жутко вопила герцогиня. Подол её сорочки окрасился алым.
Глава 4
Но не понять вам, каково
Мне было хоронить его,
Как было мне дышать невмочь,
Когда я уходила прочь.
«Вдова с границы», английская баллада,
Перевод Ю. Петрова
— Срезанный цветок его юности мы собрались оплакать сегодня… — звучал торжественный голос жреца в домашнем храме Виндзор-холла.
Его Величество император Генрих внимательно, не отрываясь, смотрел на открытый гроб. Он всё ждал, что этот «срезанный цветок» сейчас вскочит и по своему обыкновению закричит: «Что вы тут устроили?! Пошли вон из моего дома!» Но похожий на восковую куклу герцог Виндзор был страшно неподвижен.
«Да не может быть, чтобы ты умер! — сердито думал император. — Давай, вставай, прекрати этот розыгрыш! Ты это задумал, чтобы меня позлить, я знаю. Смешно — как ты мог погибнуть в пожаре? Ты, который постоянно лез в камин, к открытому пламени и умывался углями?»
Хор мальчиков в чёрных мантиях с белыми накрахмаленными воротничками завёл унылую долгую песню. Император перевёл взгляд на них и внезапно пожелал отобрать у ближайшей дамы пышный веер из чёрных перьев. В храме было очень душно. Двери закрыли, как только внесли гроб, и ветер теперь тщетно завывал снаружи, а в высокие узкие окна ломился дождь. Погода соответствовала антуражу, но император не мог оценить всей прелести: его ощутимо подташнивало после вчерашнего вечера и, хм, ночи. Не стоило пить столько мадеры… И таскать на себе ту, рыжую, как там её?.. А в постель вообще больше одной девицы брать не рекомендуется, не юнец же он восемнадцатилетний, чтобы всю ночь с целой оравой кувыркаться…
