Отвлеклась от этих невесёлых мыслей Фрида только часов в девять, когда постучалась экономка и предложила подать завтрак. Хм, где же Ричард?
Ричард из своей комнаты не выходил, сказали слуги. Судя по их лицам, там бы и оставался. Фрида в который раз удивилась, почему Дикона так в доме не любят — Ричард никогда не держал себя ни с кем свысока, и всё же его почему-то в лучшем случае терпели.
К Ричарду постучал лакей. Три раза с промежутком в полчаса. Фрида позавтракала, заодно справившись о здоровье лорда Валентина. Тот ещё отдыхал — врач прописал ему успокоительное, и оно лорда буквально усыпило. Фрида, которая весьма волновалась за отца, решила, что с врачом нужно поговорить, но позже. А отдохнуть лорду Валентину действительно не помешало бы — несмотря на зелье Ричарда, наутро после нападения он вздрагивал от каждого шороха. Лорд Валентин был совсем не воин, и не стоило ему видеть то, что крушило тогда особняк Виндзоров… А потом ещё и с полицией разбираться. И терпеть в доме рабочих, делавших поспешный ремонт. Впрочем, лорд и не терпел — он вчера после полудня уехал клуб. Но, видимо, это мало ему помогло.
Ричард не отвечал, и в пол-одиннадцатого Фрида начала беспокоиться. В одиннадцать она не выдержала, подхватила болонку — та грызла парчовые кисточки покрывала — и сама пошла к Ричарду. Ей тоже никто не открыл, так что Фрида замялась у двери, борясь с волнением (наверняка что-то случилось!) и приличием (леди не должна входить в комнату мужчины, если он не муж!) Волнение в итоге победило. В обычной ситуации Фрида позвала бы лакеев выломать замок — ничего хорошего, но что остаётся? Но в комнате наверняка могло твориться нечто, чего лакеям не стоило бы видеть, или потом внимание Тайной полиции станет совсем уж пристальным.
Фрида приготовилась взламывать магическую защиту и случайно посильнее толкнула дверь. Та неожиданно поддалась — похоже, Ричард не запирался. «Действительно, зачем ему запираться?» — подумала Фрида, входя.
В комнате царил идеальный, просто невероятный порядок и утреннее, тусклое (как всегда в столице) солнце. Фрида спустила болонку на пол — собака завертелась по комнате, обнюхивая углы, — а герцогиня направилась к кровати.
Ричард спал, беззащитно раскинувшись, и снилось ему что-то хорошее. Он улыбался такой счастливой улыбкой, какую Фрида никогда не видела у него наяву. Это заставило её замереть, не дойдя двух шагов до кровати. Ричард как будто светился, и Фрида чувствовала исходящую от него ауру волшебства. Фрида не была сильной ведьмой, но даже она почувствовала, какая эта аура мощная — как прилив на Северном море. Там от волн вздрагивают даже скалы, и здесь магия лучилась, билась, питала комнату и обрушивалась на изумлённую Фриду водопадом.
— Боги, — прошептала Фрида. — Как же вы сдерживаете её весь день?
Ничего подобного от Ричарда она раньше не чувствовала. Бывший камердинер должен был постоянно удерживать этот прилив, и как это, наверное, трудно! Конечно, он смог разрушить барьеры Эша в дворцовом подземелье и вдохнуть магию в его волшебную схему… Фрида резко вздохнула, прикрыв глаза. Ей собственная сила не составила бы и десятой части магии Ричарда.
Тихонько тявкнула болонка — Фрида вздрогнула и резко обернулась. Собака играла с солнечным зайчиком (наверняка от колокольчика проходящего мимо молочника) и вела себя точно кошка. Фрида улыбнулась против воли — и задела взглядом мольберт. Он так успешно прятался в тени шкафа, что герцогиня сразу его не заметила. Столик на колёсиках (колёсики были и у мольберта), на котором лежали в строгом порядке краски, альбомы и кисти. Фрида покосилась на кровать, но Ричард спал, и герцогиня на цыпочках прошла к мольберту.
С холста на неё смотрел недовольный Эш в фейрийском обличье. Портрет был не закончен, но талант, как и магия, так и лучился, и Фриде пришлось сморгнуть слёзы, чтобы взять себя в руки. Эш был как живой, и эта его гримаса казалось такой родной, что сердце защемило. Фрида отвернулась.
Ричард рисовал акварелью — краски по цветам были расставлены на столике, и их многообразие завораживало. Фрида рассмотрела их, потом осторожно взяла альбом.
Эш танцует с какой-то рыжей полукровкой на балу Лесного короля. Эш спит, вольготно раскинувшись на траве Волшебного леса, а над ним склоняется единорог. Эш разговаривает с Лесным королём — Фрида изумилась, как подробно Ричард передал детали. Он видел её отца всего раз, как же у него получилось наполнить картину такой живостью, словно Дикон сам наблюдал этот разговор!
Фрида покачала головой и открыла другой альбом.
Эш огрызается на старуху-полукровку, в которой Фрида с изумлением узнала Кейт. Как? Когда Ричард познакомился с ней?
Эш-фейри танцует что-то совершенно бесстыдное, но вполне человеческое. Эш-человек передразнивает императора. Эш ест розы… Везде был Эш, много Эша, и в каждой картине чувствовалось, как невозможно сильно любит его Ричард. Фрида вдруг поняла, что залезла туда, куда её не пускали — без разрешения прямо в душу Дикона. Она уже закрыла было альбом, но взгляд упал на последний рисунок. С него без улыбки на зрителя смотрела сама Фрида. Рядом были ещё эскизы: Фрида сидя за книгой, Фрида с шоколадом, Фрида в вечернем платье, Фрида и Эш обедают…
Фрида смотрела на себя, и руки её дрожали. Это был не первый её портрет, герцогиню Виндзор рисовали и раньше — девицей на выданье, потом после смерти мужа, тоже по заказу матери и, как Фрида подозревала, с той же целью — найти ей мужа. Но нигде отношение к ней художник не показывал. Здесь же… Фрида была нарисована хрустальной куклой, которую если не сберечь, она разобьётся. Ричарду можно было больше ничего не говорить, всё было ясно и так: «Я берегу вас для моего господина, которого люблю больше всего на свете. Даже после его смерти я буду беречь вас, потому что так хотел бы он. Вы — сокровище, которое я сторожу. Я сделаю для вас всё, что вы пожелаете, но только потому, что вы важны для моего господина. Вы можете быть какой угодно, для меня это не имеет ровно никакого значения…»
Фрида закрыла альбом и поскорее положила его на стол. Конечно, она подозревала, что будь она мегерой вроде той же матери, леди Уайтхилл, Ричард относился бы к ней так же. Он слуга прежде всего, но… Что-то царапало в душе. «Я подпустила его к себе, — подумала Фрида. — Неужели одинаковое горе заставило меня настолько привыкнуть к нему? Он не видит во мне человека, только драгоценную игрушку Эша. Почему же я обращаюсь к нему не как к слуге?»
Снова тявкнула болонка — недовольно, молочник ушёл — и солнечный зайчик следом за ним. Фрида мотнула головой и подошла к кровати.
— Ричард? Просыпайтесь, вы мне нужны.
Он вздрогнул, широко распахнул глаза, и улыбка тут же исчезла — по ней Фрида могла с уверенностью сказать, что снился ему Эш. Таким же счастьем были пронизаны и его картины.
Улыбку сменило выражение откровенного ужаса и дикой тоски — Фрида, увидев их, отшатнулась. Длилось это не больше мгновения, потом Ричард, видимо, вспомнил, где он, и кто она. На лице его появилась привычная спокойная маска, только в глазах ещё пару мгновений светилось разочарование.
