Докопаться до истины нетрудно. В Никитске людей, отлично знающих лес, немного. А в окружении того же Синьки — единицы. Вот и нужно вычислить этого перца и прихватить за филейное место.
Евгеша что-то лопочет о своей великой любви к моей матери. Я киваю, хотя на душе противно. Хочется вернуться домой к Линаре и Марку. Вдохнуть запах любимой женщины, впиться в ее губы поцелуем. Подмять под себя… А потом валяться в обнимку и играть с малышом. Хочется болтать о свадьбе и разных пустяках. Обсуждать разные варианты. Да и вообще нести ту самую любовную пургу, которая делает нас счастливей.
— Что я? — глухо восклицает Евгеша, решив повторить на бис свой рассказ. — Заказал ей браслет у знакомого мастера. На бирюльку от Картье у меня денег не хватит. Но и этот красивый. Должны были привезти в офис. А не смогли. Кто-то там заболел или помер… Пришлось самому тащиться на другой конец города. А тут Лена звонит, мол, когда будешь? Я ей отвечаю, что через час приеду. Хорошо так поговорили, мирно. Она еще попросила в аптеке лекарство купить. Ну, я и купил на свою голову. Кто ж знал, что в этом доме ее подружка Юлька живет? Приехал, она в чек глянула. Адрес прочла и устроила мне скандал. Даже слова сказать не дала, идиотка. К тебе ускакала. Еще и крикнула напоследок, что ты меня выгонять придешь. Ты же за этим явился, Сережа?
— Нет, — мотаю головой, лихорадочно придумывая повод. — Мне документы одни потребовались. У себя найти не смог. Теперь хочу здесь поискать.
— Смотри, на здоровье, — грустно хмыкает мамин сожитель. — А то я-то надеялся, что Лена остынет и вернется. Мы бы поговорили…
— Так, — морщусь я. — А тебе самому в падлу первый шаг сделать? Предпочитаешь строить из себя обиженку?
— Да я хотел. Лена трубку не берет. А к тебе же не подберешься, Сережа. Приезжал я к вам в поселок. Дальше шлагбаума проехать не удалось. Телефона твоего у меня нет. Все больше через Лену общались.
— Собирайся, — командую непререкаемым тоном. — Я пока кое-какие бумажки посмотрю, и поедем.
Захожу в папин кабинет и устало плюхаюсь в кресло. От нечего делать лениво отодвигаю ящики письменного стола. Хмуро смотрю на их содержимое. Какие-то карандаши, заточенные рукой отца. Записки, сохранившие чуть размытые убористые буквы. Ничего не тронуто. Хотя… двадцать лет прошло. Двадцать, твою мать!
У меня нет сомнений. Мама до сих пор любит отца. Не отпускает его. И горе, потаенное и горькое, до сих пор живет в ее душе. Никуда не делось. Не рассосалось со временем. Да и не исчезнет никогда.
Слышу быстрые шаги в коридоре. Резко хлопает дверь ванной. Льется вода. Престарелый пингвин решил навести красоту и явиться пред светлые очи Леночки сказочным принцем. Ну-ну. Подожду. Мне же торопиться некуда. Дел никаких. Одна цель в жизни — помирить двух пожилых попугайчиков. Пусть дальше щебечут на жердочке и кормят друг друга в клювики.
И как только слышится шум воды в душе, звоню матери.
— Тебе Евгеша надоел? Или ты его приревновала к Юльке? Что первично, маман?
— Мне хорошо с ним было. А он все испортил! — всхлипывает мать. — Все факты говорят, что спелся с Юлькой! Вот как он мог предать нашу любовь?
— Сейчас привезу тебе этого перца, и сами разбирайтесь, — бурчу недовольно. — Ты бы, прежде чем хлопать дверью, выслушала б человека. Он тут от тоски чуть не помер.
— Что с ним? — торопливо спрашивает мать. А в голосе явно слышится тревога.
— Жив, здоров и невредим, — рыкаю нетерпеливо. — Доставлю тебе твоего женишка.
— Сережа, — всхлипывает мать. — Женечка точно не был у Юли? Ты проверил?
«Вот мне больше делать нечего, как следить за твоим гребаным сожителем», — мысленно огрызаюсь я, а вслух замечаю миролюбиво.
— Давай ты его выслушаешь, мам. Если останутся сомнения, я подключу Трофима. Но иногда нужно просто поверить друг другу, понимаешь? Ломать — не строить… Много ума не надо. Если человек тебе подходит, нужно его уважать, что ли…
— Хорошо, — вздыхает маман. — Привози этого блудного попугая!
«Ага, сейчас, — фыркаю, скривившись. — Сулейман привезет, или кто из пацанов. А мне в офис надо и к Игорю заехать… Или рвануть уже домой, воспользовавшись поводом? Оставить дела на завтра?»
Почти на автомате открываю верхний ящик и, просунув пальцы под самую столешницу, вытягиваю секретный маленький ящичек. Папины блокноты с эскизами и расчетами. Старые ластики, карандаши и запонки в пластмассовой коробочке. Золотые квадратики с насечкой. Простые и совершенно безыскусные. Но для меня это память об отце. Вспоминаю, как он надевал их с белоснежной рубашкой, и даже слышу запах одеколона. Вижу знакомые до боли глаза. И решительно прогнав непрошенные слезы, щиплющие глаза, встаю из-за стола. Держу запонки в руке, как самую дорогую реликвию. Провожу подушечкой большого пальца по насечке. И с трудом сглатываю ком, застрявший в горле.
Мой отец был архитектором. И по его проектам строились красивые дома. А я что? Барыга. Купи-продай. Решала хренов. Капиталист. Но именно тогда, сразу после гибели отца я понял, как мир несовершенен. И в нем побеждает не справедливость, о которой нам талдычили на каждом углу, а сила и бабки. Медленно подхожу к окну и, одернув вечно завешенные шторы, смотрю во двор. Там, за гаражами, его и нашли. С проломленной головой. Вроде как кто-то убил его, чтобы отобрать зарплату. Сколько там было? Тысяч десять или двенадцать? По тем временам большие бабки. Но человеческая жизнь стоит гораздо больше. Из-за двух подонков, решивших обогатиться за счет случайного прохожего, оборвалась жизнь хорошего человека. И Марк увидит деда только на фотографиях. И с Линарой я отца не познакомлю. Интересно, что бы он сказал о ней. Наверное, понравилась бы.
Веронику он терпеть не мог и считал манерной. А вот простая и трогательная нянька точно бы произвела на него впечатление. Сжимаю в кулаке запонки, так что белеют костяшки пальцев, а углы квадратиков впиваются в кожу.
Нужно дорожить каждым моментом и стараться больше времени проводить с любимой женщиной и с сыном. И вообще… Может, церковь какую построить? Нужно позвонить Мишке Соколову, поинтересоваться, как это делается. И Марка крестить обязательно. А еще повенчаться с Линарой. Именно повенчаться, а не сходить в ЗАГС, может, тогда мои враги не догадаются, как мне дорога эта женщина. Просто не узнают. В моем окружении нет предателей, а значит, информация о нас с Линарой не выйдет наружу. И в базе данных ЗАГСа никто не обнаружит нужную запись и не продаст распечатку Дункану или Тавриде за жирное вознаграждение.
Хорошая идея. И как я не додумался об этом раньше? Официально вступать в брак нельзя. Иначе навлеку неприятности на голову Линары. А вот опекунство на Марка на нее оформить надо.
И почему я подумал об этом только сейчас? Старый двор или папины запонки всколыхнули в душе горькие воспоминания. Отец. Вероника. Надоело терять близких!
Резко отворачиваюсь от окна и спешу на поиски закопавшегося Евгеши. Где тебя носит, хрен моржовый?
