«Что еще?» — думаю лихорадочно. И не нахожу ответа. Мама с Марком дома. На охраняемой территории. Могут, конечно, труп подкинуть… Но это вряд ли…
— Брат звонил, — полушепотом сообщает Петр Иванович и поднимает глаза к небу, словно этим простым жестом пытается намекнуть, какой именно брат. — На тебя ориентировка пришла. Вроде как подозревают в убийстве некоего Николая Синявкина.
— Когда грохнули? — спрашиваю, поперхнувшись от волнения.
— Четыре дня назад. В лесу под Никитском нашли. На руках следы от веревки, — морщится хозяин дома. Понимаю его. Кому охота принимать в своем доме убийцу!
— У меня алиби. Заграницей был… — бросаю зло. — Я, конечно, кричал, как идиот, когда хоронил Веронику. Но кто-то за меня сделал мою работу.
— Значит, Ванькины люди запросят данные погранслужбы и снимут с тебя подозрение, — усмехнувшись, заявляет Петр Иваныч.
— Может, нам переехать? — спрашиваю с вызовом в голосе.
— Сиди уже, — отмахивается хозяин дома. — Только здесь ты и твоя семья в полной безопасности.
— Спасибо, — протягиваю руку и тут же чувствую, как пальцы немеют от крепкого рукопожатия.
— Не боись, пацан. Прорвемся.
23
Линара
Тем первым утром в Щелбанчике мы долго не можем насытиться друг другом. Тискаемся, как малолетки. И словно на ощупь проверяем «ты здесь!». Мне удалось вырваться из лап Шмелева. Но если честно, до сих пор не верится в полное освобождение от Федора Ильича! Невероятное стечение обстоятельств, помноженное на мое дикое желание вернуться к Сергею, сыграло решающую роль. А хвастливые откровения Федора Ильича о моей судьбе и облатка эфедрала, случайно оказавшаяся в моей старой дорожной косметичке, пришлись весьма кстати. Но главное, сам Сергей! Когда там, в Липках, я поняла, что он любит меня и ни на минуту не усомнился во мне и при первой возможности бросился в погоню, то решила идти напролом.
— Голова болит, Аполла. Это ж надо было так надраться, — стонал рядом Федор Ильич. — Дай мне энтерос-гель и таблетку от головной боли.
— Если вы их выпьете сразу, то детокс вымоет из организма обезболивающее. Сначала нужно принять энтерос-гель, — заявляю голосом проснувшегося во мне медработника.
— Нет, — упрямо твердит Шмелев. — Давай сначала обезбол, минут через десять выпью детокс.
Можно, конечно, объяснить, что нельзя принимать таблетки в состоянии алкогольного опьянения. Чревато. Но я молчу. Шмелев и так знает о последствиях.
— Хорошо, — медленно поднимаюсь с постели. Руки дрожат. Но главное — не выдать себя. Достаю из несессера Шмелева тюбик с детоксом, а из своей косметички осторожно вытягиваю эфедрал, моля бога затуманить и без того воспаленный мозг Шмелева.
«Господи, помоги, только бы не заметил», — шепчу я мысленно, подавая таблетки ненавистному бывшему мужу. Федор Ильич по привычке спокойно принимает лекарство из моих рук и откидывает голову на подушку. А я сажусь в кресло напротив. Жду, словно игуана, наблюдая за своей жертвой. И сама себе противна в этот момент.
— Почему не ложишься? — заплетающимся языком спрашивает Федор Ильич.
— Вот дам вам детокс и лягу, — огрызаюсь я. Наливаю из бутылки в стакан воду. Набираю в ложку полупрозрачный гель. И чувствую, как трясутся поджилки.
«Перестань, — убеждаю саму себя. — Ты же не убила его! Просто притупила бдительность!»
Но даже эта маленькая афера давит на меня тяжелым грузом. До сих пор рефлексирую. Жив ли Шмелев? Смог ли проснуться? А если нет… то я окажусь убийцей. Нет! Нет! Пусть проспит до Перми! Или проснется перед самой Москвой. Я не желаю Шмелеву смерти. Просто воспользовалась шансом уйти к любимому мужчине.
Отгоняя непрошенные страхи, всем телом вжимаюсь в Сергея. Крепкие руки обвивают мое тело. Ощущаю себя живой и нужной, а не куклой, как со Шмелевым. В объятиях Сережки я млею. Тонкий металлический ободок на руке Назарова слегка касается позвоночника. Наши браслеты! Символ любви. Только от одной мысли сносит крышу. Тысячи мурашек бегут по спине. Дрожу, прижимаясь к Назарету. Вдыхаю запах любимого и не могу сдержать дикого восторга. Мы не виделись с ним четыре с половиной дня. Не самый большой срок. Но от радости сердце бьется как бешенное, будто я Назарова с войны дождалась.
— Девочка моя, — выдыхает он мне в ухо. — Думал, чокнусь без тебя.
Взявшись за руки, мы выходим к завтраку. Андрей с Петром, красные с мороза, уже сидят за столом и наяривают жареную картошку с мясом. От запахов кружится голова и к горлу подкатывает ком. Но уйти не могу. Стесняюсь. Да и мрачные лица братьев говорят об очередной неприятности. И если дело касается нас, хочу вместе с Сергеем встретить новые беды. Рука об руку. Лицом к лицу. Как и положено любящим супругам.
— Может, вернешься в постель? — тихо спрашивает меня Назаров. — Я принесу тебе поесть. Скажи только, что хочешь…
— Да, девонька, — кивает Светлана. — Иди, ложись.
— Нет, — мотаю головой. — Хочу вместе с Сергеем.
Хозяин дома смотрит внимательно на меня, будто не решается говорить. Переводит взгляд на Сергея. Молчаливый разговор длится не более пары секунд. Назаров кивает и, усадив меня за стол, плюхается рядом.
— Что-то случилось, Петр Иванович? — спрашивает осторожно.
— Тут такое дело, — замечает недовольно Петр Иванович. — Прошлой ночью наш Саня снял с поезда Шмелевского сынка и закрыл его. Тот даже накатал явку с повинной. Признался в убийстве какого-то Синявкина. Тот на него напал, а Шмелев отбивался. Даже место описал в точности, где труп нашли. Но вот сейчас мне наши звонили, говорят, что приехал адвокат и накатал жалобу на сотрудников отделения. Дескать, признательные показания получены в результате давления. И все стрелки перевели на тебя, Сережа. Ты у них главный подозреваемый.
— Я же вам говорил. У меня алиби, — рыкает, не сдержавшись, Назарет, в один момент превращаясь в хищного зверя.
— Ну, точно Леха! — смеется Андрей, толкая сестру. — Ты посмотри, Галка!
Галина, придвигая ко мне сухари и чашку зеленого чая, улыбается довольно.
— Сама с глазами. Вижу, — и тут же переводит строгий взгляд на старшего брата. — Ты поможешь Сереже, Петя?
