— Перестань, — просит меня Назарет. Гладит по волосам широкой лапищей. Нежно целует в висок.
«Сереженька мой дорогой!» — хочу заорать во все горло. Но в чужом доме стесняюсь. А услышав, как хлопнула калитка, несусь к окну.
— Марк, — шепчу, размазывая слезы, когда во двор вносят пупса в знакомом синем комбинезоне. — Марк! — подрываюсь с места и уже хочу выскочить из комнаты, как Назаров ловит меня за талию.
— Тихо, — командует строго. — Тебе ходить нельзя, а ты носишься. Вот же балда! Спокойно иди, ладно? А я вперед пойду. Тоже соскучился по нему…
Взяв из рук матери сына, Сергей устремляется ко мне.
— Ты хоть можешь объяснить, что происходит? — восклицает вслед свекровь.
— На нас напали. Мы отбиваемся, — шутливо бросает Назаров и, чмокнув сына в носик, заявляет гордо. — Вот, главное подкрепление прибыло! Теперь мы непобедимы.
Чуть позже, покормив сына и уложив спать в переносной люльке, я сижу за столом вместе с родственниками мужа. Изумленно наблюдаю, как спокойно и по-свойски держит себя Елена. Как добродушно улыбается ей Галина. Я бы так точно не смогла! Рвала бы зубами, била бы кулаками, но своего мужика ни с кем не разделила бы. Никому бы не разрешила влезть в свою семью. И метаться между двумя женщинами не позволила б. Но любая семья — как душа — потемки. Может, люди не выдерживали друг друга? Кто теперь точно скажет… Вот только мы с Сергеем за эти несколько дней перетерпели столько бед. И точно знаем, каким хрупким может быть счастье.
Поев, я встаю из-за стола, намереваясь пойти сразу к Марку. Взять ребенка на руки, уткнуться носом в макушку. Послушать, как гулит мой сладкий комочек.
— Я с тобой, — говорит, поднимаясь, Сережка. И цепко ухватив меня за запястье, церемонно откланивается. Взрослые степенные мужики и тетки отпускают нас с легкой усмешкой. Каждый понимает, как нам хочется остаться наедине.
Но, видимо, там, наверху, другие планы. Мы не успеваем даже лечь рядом с ребенком, когда где-то в доме звонит стационарный телефон. До нас доносится раскатистый бас Петра Ивановича. Он кого-то уверяет в полной безопасности, а закончив разговор, стучится к нам.
— Сережа, выйди, — велит без предисловий.
Назаров возвращается мрачнее тучи.
— Что-то еще? — встаю с постели вместе с сыном.
— Вот и выяснилось. Какой-то момент истины, гребаный сарай, — бурчит раздраженно. Одним махом прижимает к себе меня и Марка. Слышу, как колотится его сердце, ощущаю над ухом порывистое дыхание.
— Трофим или Ступа… Кто-то из них предал…
Испуганно смотрю на любимого.
— Шмелев знает, где мы?
— Ему передали сведения, что мы живем у моей двоюродной бабки. Она сейчас звонила Петру. Сообщила, что за домом наблюдают грабители. Хотят грохнуть и вынести накопленное годами богатство, — фыркает он с едкой усмешкой и еще крепче прижимает меня к себе.
— Бедная старушка…
— Не смеши, — мотает головой Назарет. — Такую вторую злыдню еще поискать.
— К ее дому патруль направят? Проверят? — спрашиваю, проводя ладошкой по короткому ежику волос Сергея.
— Уже на месте, — смеется он. — Час назад около бабкиного дома остановилась подозрительная машина. Так старуха понаблюдала за ней из укрытия. А потом перешла к боевым действиям. Разбила кирпичом лобовое стекло. А когда из тачки выскочил мужик, спустила собаку. Как итог — покореженная тачка и прокушенная нога. Наблюдатель сам вызвал полицию.
— Уникальный случай. Теперь Федору Ильичу придется возместить ущерб, — тихонечко хихикаю я, укладывая малыша на кровать. Умостившись рядом, поглаживаю ему животик. Ребенок весело сучит ножками. Осторожно провожу костяшкой указательного пальца по нежной щечке.
— Да мне плевать на него или на бабку, — морщится Сергей, укладываясь с другой стороны. — Самое ужасное, что предал близкий друг. Интересно, как до него Шмелев дотянулся. На какой крючок подцепил? Мы же все в одном дворе выросли. Ступа, Трофим, Элка…
Всматриваюсь в напряженное мрачное лицо и даже не знаю, что сказать.
— Нам здесь оставаться нельзя, — шепчу еле слышно.
— Тут нормально, — отмахивается Сергей. — Петя прав. Сейчас мне даже в сортир на улицу выйти нельзя. Не дай бог, кто увидит…
— У тебя пока под подозрением только Трофим и Ступа? — спрашиваю, водя погремушкой. Марк следит за ней взглядом. Его отец тоже.
— Ну да, — кивает он. — Других данных пока нет.
— Тогда нужно под большим секретом сообщить им разную информацию. Например, сказать Трофиму, что мы переезжаем к моим родителям. Там, со слов Шмелева, как раз квартира пустует…
— А Ступе я наплету, что мы спрячемся у Андрея Петровича, — довольно хмыкает Сергей, и по блеску в глазах я догадываюсь, что моя идея ему понравилась.
— Вот только они могут между собой перетереть, — устало вздыхает Назарет и хочет сказать еще что-то, когда в кармане его штанов жужжит сотовый.
— Мать вашу, — морщится он, доставая трубку, и спрашивает деланно равнодушно.
— Да, Трофим?
Бас Сережкиного безопасника гулко раздается из динамика. Я слышу каждое слово. И замираю на месте.
— Я вычислил эту тварь, бро, — рычит Трофим, — Ступа, хрен из супа, это он тебя предал.
— Как удалось выяснить? — холодно бросает муж и, подскочив с дивана, начинает нервно бродить по комнате.
— Да он сразу, как мы в поезд сели, стал себя вести неадекватно, — тараторит Трофим, а я напрягаю слух, желая услышать каждое слово. Заметив мои «ушки на макушке», Назаров садится рядом. Чуть отстраняет телефон в сторону. Теперь я слышу каждое слово и отборный мат, которым захлебывается Трофим.
— Эта падла…
— Ближе к делу, — рыкает Сергей, и его старый дружбан осекается на полуслове.
— Я еще в доме заметил странную вещь, — бурчит Трофим. — Ступа глянул в телефон и заспешил в сортир. И потом, когда мы ехали, выходил пару раз. Он ведь обычно ни с кем не переписывается и в гальюн каждые пять минут не бегает. А тут как прорвало.
— Ну и? — снова обрывает друга Назарет. — Дальше что?
