— А если родится сын? — фыркает Линара. — Мальчишкам лучше жить в одной комнате. После УЗИ решим, Сережа, — клюкает она меня в нос. Давай поспим еще чуть-чуть, а?
Соглашаюсь и, завалившись в постель, чувствую нарастающее беспокойство. Что-то я упускаю из виду. Вот только ничего не могу понять. Жена спит рядом. И сын сопит в две дырки. Все хорошо. Шмелев и Синька на том свете, а Ступа в СИЗО. В чем же проблема?
Встаю, стараясь не разбудить Линару, и тихо крадусь из комнаты. Нужно пройтись. Подумать. Да и дождь уже закончился. Натягиваю лыжные штаны и куртку и, выйдя на улицу, внезапно решаю прокатиться на вездеходе. Ну и что, как грязь летит во все стороны! Сейчас главное, голову проветрить и понять, где я не догоняю.
Вижу, как в холле дергается Виталик, один из моих личных телохранителей.
— Куда едем, Назарет? — бухтит, стряхивая с себя остатки сна.
— По округе немного покатаюсь и вернусь, — отмахиваюсь от него. — Спи, братан!
Выезжаю со двора и сразу бью по газам.
Берегитесь, я еду!
Хочется заорать от восторга. Но тревога, докучливая и противная, снова разъедает душу.
«Прокачусь немного и вернусь, — думаю, осторожно въезжая на холм. Вдоль ручья проеду, и назад».
Но почему-то останавливаюсь напротив избушки и ошарашенно смотрю на свои бывшие угодья.
«Стоп, Сережа, — говорю сам себе. — Когда первый раз тебя проняло? Кажись, здесь, в баньке… А может, в этом все дело?»
Слезаю с мощной машины и, хоть чуйка вопит «не ходи туда!», вброд перехожу ручей и толкаю незапертую дверь.
Нужно просто осмотреться повнимательней. Понять, откуда взялись дурацкие волнения. И все тогда встанет на свои места. Внимательно обхожу дом, уже давным-давно не принадлежащий мне. Что-то осталось как прежде, а что-то изменилось в худшую сторону. Завоеватель никогда не станет чинить награбленное. Слишком легко досталось. Рук и душу не приложил…
Озираюсь по сторонам и чувствую себя неуверенно, как будто вторгся в чужое жилище в отсутствие хозяев. От нечего делать распахиваю приоткрытую дверцу шкафа и сразу натыкаюсь на саквояж. Почти такой же, как был у Вероники. Буковки LV на капоте. Тугая мудреная застежка. Шмелев, что ли, забыл? Или приволок сюда вещи Линары? Вот только зачем?
Негнущимися пальцами открываю замок, и сразу мне в нос бьет запах тяжелых Вероникиных духов.
Это ее саквояж, мать вашу! Только как он здесь оказался, если я подарил его жене незадолго до гибели? А дом с участком уже перешли к Синьке. Одним рывком стягиваю тяжелую сумку с полки и швыряю на стол. Не в моих правилах рыться в чужих вещах. Но только не в этот раз. Не в этот! Может, что-то из ее вещей направит меня по нужному следу. Выкладываю шмотье первой жены, аккуратно сложенное в пакеты со змейкой. Халат, трусики, кружевной лифон. В другом — сарафан любимый.
Ничего не понимаю… Откуда это у Синьки?
Вытряхиваю из сумки все содержимое. Косметичка, расческа, ежедневник. Хватаюсь как дурак за блокнот в кожаной обложке и, открыв его, ошалело листаю страницы. Какие-то странные рассуждения Вероники о великой любви и собственном эгоизме. Пролистываю глупые записи, натыкаюсь на цитаты каких-то психологов. Вспоминаю, как она бодала меня этими умниками. От запаха кружится голова, и кажется, что вот сейчас моя первая жена войдет в комнату и спросит обиженно «как ты посмел, Сережа?».
Верчу в руках никчемную записную книжку и не сразу замечаю листок, заложенный под обложку.
Достаю, рассчитывая нарваться на очередной философский эпос, и застываю от ужаса. Письмо. Адресованное мне. Написанное в день похищения.
«Сержик! — и от этого имени сводит скулы. С трудом продираюсь сквозь зачеркнутые и переписанные заново фразы. — Я ухожу от тебя. Встретила хорошего человека и как дура влюбилась. Он ответил мне взаимностью. Надеюсь, ты не сразу заметишь мое исчезновение. А если вдруг и заметишь, Ступа с Трофимом тебя утешат. Прощай!»
Хватаюсь за голову, желая понять, какого черта происходит? С кем и куда собралась бежать Вероника? И как я промухал ее любовника? Кто этот козел, и где мне его искать?
Снова лезу в пустой саквояж, нетерпеливо шарю по дну и одной боковине, но как только ладонь попадает на другую, сразу же нащупываю бумагу. Пакет, мать вашу!
Трясущимися руками достаю его. Пытаюсь вытряхнуть на стол содержимое. Но бумаги формата А4 лежат там плотно и ни за что не хотят доставаться. Подцепляю пальцами. Тяну на себя, матовые листы. Фотографии. Моя жена и Синька, застывшие в разных позах. И мои документы на участок. Вероника заливисто смеется в руках любовника. Ни о каком насилии не может быть и речи. А я страдал, идиот. Приглядываюсь к снимкам и понимаю, что именно здесь, в этом самом доме и свила сладкая парочка гнездышко.
«А ты, Сережа, гадал, как удалось Синьке захватить твою жену?» — ухмыляюсь криво. Хочется крушить все вокруг. Дом этот сровнять с землей. Навсегда вычеркнуть из памяти вероломную гадину. Хорошо, я все узнал сейчас, а то бы точно сдох от горя. Оно и сейчас противно. Но не так сильно. У меня есть жена и сын. Будет еще дочка. Какого фига мне страдать? Но от осознания еще одного предательства нестерпимо ломит за грудиной. И аж в ушах стучит от дикой боли.
«Я справлюсь, — убеждаю самого себя, опуская голову на руки. — Сейчас минутку посижу и поеду к Линаре».
— Вот ты где! — распахивается дверь. — А мы тебя уже обыскались
Невидящим взором смотрю на Трофима и входящую следом Линару.
— Ты чего тут засел? — спрашивает она строго. Непонимающе глядит на разбросанные вокруг женские вещи. Двумя пальцами берет один из снимков.
— Кто это? — интересуется требовательно. Попробуй не ответь.
— Вероника и Синявкин, — бухтит из-за ее плеча Трофим и, глянув на меня жалостливо, осведомляется глухо. — Как ты, бро?
Как я?! Хороший вопрос.
— Да вот нашел, — усмехаюсь криво. — Они были любовниками. А я ничего и не заподозрил.
— Сейчас-то что от этого загоняться? — вздыхает Трофим, аккуратно забирая порнушную фотку из рук моей жены. — Ну, хоть документы нашлись, — кивает башкой, складывая все в одну стопку.
— Подожди, — останавливает его Линара. — Здесь холодно, Денис. Затопи камин, пожалуйста!
— Нечего тут рассиживаться. Нам домой к Марку надо, — пытаюсь остановить жену. — И к этой бабе нужно съездить. К Регине. Может, она что-нибудь знает?
— Поедем, — соглашается тут же жена. — Я с тобой, Сережка, — хватает мою лапищу обеими руками. — И не вздумай меня оставить дома!
— Нечего тебе там делать, — отмахиваюсь, поднимаясь с трудом.
Сержик и Сережка. Уменьшительно-ласкательные от одного имени. И если от «Сержика» меня всегда перетряхивало маленько, то нежное «Сережка» из уст Линары звучит как музыка.
«Какие же все-таки разные женщины, — задумываюсь лишь на минуточку. Обе красавицы. Но искусственная и рафинированная Вероника и в подметки не годится веселой и искренней Линаре.
