А это интересно. В расписании есть встреча с человеком, которого я выдумал. Чтобы мы с ним пересекались в офисе и всё обсуждали. Сука, даже имя не поменял.
— Вот это. Хочу знать всё об этих встречах, когда новая, где.
— Хорошо. Слежку устанавливать? Я могу.
— Нет. Спалит и тогда хрен что узнаю. Лютый, не дай Бог, он что-то просечёт. Или мои узнают об это деле.
— Я понимаю, — сглатывает, но уверенно смотрит в глаза.
Понимает, чем поплатиться, если лажанётся в этом деле.
Блять, раньше такие дела легко решались. Звонил Царю, тот организовывал всё по высшему разряду. А тут нужно к чужой помощи прибегать, сначала Хуракан, теперь этот Лютый.
Я слышу голос Арины. Нельзя её сюда пускать. Ни о приезде Лютого никому знать нельзя, ни в дела ей вмешиваться. И так знает больше, чем должна. Пускай думает, что я просто финансами занимаюсь.
Но девушка врывается в кабинет, словно имеет на это право. Говорит что-то, жалуется, а затем замирает. Рассматривает гостя и вылетает из комнаты, хлопая дверьми.
Зато теперь точно уверен, что она не из засланных девок. Те знают правила и никогда так не ворвутся.
— Не смей, — Лютый весь подбирается и сверлит взглядом. — Я сказал, что не облажаюсь. Но не впутывай Аринку сюда.
Аринку? Мою Арину? Что?!
Не успеваю задать вопрос, как дверь опять распахивается, и девушка возвращается. Несётся в нашу сторону, не останавливаясь.
— Какого хрена он тут делает?!
Глава 10
Арина
Какого хрена?
Увидев гостя, я вылетала из кабинета, охваченная чувствами и паникой. Думала бежать, из дома из горда. Как можно дальше.
Но застываю, захлопнув за собой двери. Ну нет. Ведь лучшая защита это нападение, поэтому врываюсь обратно в кабинет, желая понять, что тут происходит.
Я не видела его столько лет. Он ещё вырос, лицо вытянулось, становясь слишком длинным, непропорциональным. А волосы теперь лезли в лицо, а не выбривались на лысо. Он сильно изменился, не только внешне.
Раньше он был заядлым тусовщиком и гулящим парнем (хуже, чем я в мои плохие дни), но никогда не просыпался раньше пяти вечера, засыпая сразу после «семейного» завтрака. Менял клуб за клубом, ни о чём не переживал и каждый день проживал, будто он последний.
А сейчас превратился в уверенного мужчину. Ни капли не осталась от того тусовщика.
Но я узнала его, не могла узнать.
Но как он попал сюда? О, видимо Клык достал контакты моих родных и решил выбить меня из колеи. Будто поцелуя не хватит.
Лёша сам смотрит на меня во все глаза. Не знал, что я тут? Отлично, значит не одна я в шоке от происходящего. Как всё объяснить? Нельзя, чтобы он узнал об Алеке. Если правда всплывёт — мне конец.
— Клык, ты разве забыл об условиях, оставленных твоим другом? Если я не ошибаюсь, чего никогда не происходит, то тебе запрещено приводить домой друзей без присутствия Пули, и все дела решать через него или других участников спора.
Меня несёт. Я выпаливаю всё на одном дыхании. Нужно написать Вере, сказать о госте. Но не могу. Пальцы сжимают телефон, а пару строк набрать не в состоянии.
Потому, что это Лёша.
Рядом с Клыком, явно не случайно забредший в кабинет на частной территории. Он знает слишком много обо мне, тайного, личного. И если он расскажет это всё Клыку, то я никогда не оправлюсь от ущерба, который он причинит.
Пускай катятся все к чёрту, но это терпеть я не стану, просто не смогу.
— Я сам решу вопросы с Пулей, — мужчина поднимается, сжимая пальцами край стола. Злой.
Я ввалилась в комнату, наорала. Подвергаю его авторитет сомнению. Неправильно веду себя, и он может взорваться на меня. Но пошёл он, если считает, что я спокойно восприму всё это.
— У меня есть указания, — почему-то дыхания не хватает, чтобы говорить громко. Нужно увести Алека, спрятать, сбежать. Или быстрее избавиться от Лёши. В нём будто заключена вся опасность. — Я всего лишь подневольный человек, знаешь ли.
— Ага. Лютый, интересно откуда ты знаешь Арину.
Лютый?
Отлично. Он один из этой шайки. Теперь мне точно конец. Расскажет всё, если уже этого не сделал.
Лютый. Интересный выбор клички. До чёртиков бесящий и смущающий, но понятный. Лютый. Лютик. Лютики, мои любимые цветы, которые он постоянно выбрасывал и портил, чтобы насолить мне. А потом тащил охапку, когда видел, что я курю одну за другой, не зная, как разгрести всю херню, что творилась в жизни.
— Или лучше расскажи мне, почему не стоит впутывать её в наши дела?
Какие дела? Почему не впутывать? Я ничего не понимаю. Но чтобы Лёша защищал меня — бред. Этого не может быть, просто не возможно.
Но при этом сука-память услужливо подталкивает момент, когда он сунул мне конверт с деньгами. Я стояла под воротами собственного дома, в руках была только сумочка и шлёпки.
Лёша рисковал многим, когда вынес мне деньги, обувь и самые важные вещи. Сунул свою толстовку и пожелал удачи.
После я его даже не видела. А так хотелось понять, почему он мне помог тогда. Всегда ненавидел, доводил, издевался, был причиной панических атак. А в тот момент просто сунул деньги, которые спасли мне жизнь.
Потому что если бы не та подачка — я бы загнулась задолго до встречи с Игорем.
— Я жду!
В стену летит стакан, я дёргаюсь, слыша звон. На инстинктах прикрываю лицо, чтобы осколки не задели. И вижу кучу стекла на полу, от одного стакана такого не получится.
— Клык, ты мог её задеть! — Лёша поднимает руки, вставая с кресла. Прикрывает меня собой. Что? — Я нихуя не понимаю. Но не смей её трогать, уяснил?
— Уяснил.
Клык недобро ухмыляется, скалиться, а затем заносит руку. Кулак врезается в лицо Лёши. Слишком быстро, чтобы он успел увернутся. Я зажимаю рот, когда слышу хруст.
Парень летит на пол, но Клык не унимается. Обходит стол, поднимает за ворот футболки и бьёт ещё раз.
— Клык, хватит!
Я вижу как у Лёши течёт кровь, очень много крови. Меня мутит, от запаха метала, вида, воспоминаний. Нет смелости подойти и разнять их, некого позвать на помощь. Нельзя влезать в мужскую драку, я знаю. Но просто стоять в стороне тоже не могу!
— Ошибаешься, Лютый, я буду её трогать, когда захочу.
Лёша сжимает кулаки и, наконец, бьёт в ответ. Слишком слабо, чтобы отцепить Клыка, но тот трясёт головой и пропускает ещё один удар.
Они сцепились, как два пса, нанося удар за ударом друг другу, не сдаваясь. Словно боли для них не существует. А мне остаётся наблюдать за этим со стороны. Никак не могу помочь и меня трясёт.
