— Привет, Тина, — расплывается в широчайшей, как Рио де Ла-Плата[1], улыбке Иванов, — мы тут сидим по-семейному, присоединишься?
Его слова хуже, чем прицельный удар. Это нокаут. Может, поэтому я сижу, как соляной столб с глазами. Хлоп-хлоп ресницами и молчу.
— Оу-у-у, — тянет она, с интересом меня разглядывая. — Ты снова женился, Дим? Привет, Ань, — говорит, как ни в чём не бывало. Словно мы расстались вчера.
Узнала. Ну, конечно. Я тоже её… из тысячи других бы, издалека, как национальную гордость, достояние республики, как гордо реющий стяг… Что-то меня не туда понесло.
Иванов мнётся, как красна девица. Вопросик неудобный получился.
— Не-а, — разлепляю я наконец-то губы. — У меня тут своя семья, у Иванова — своя. Так, пересеклись случайно. Ты не стесняйся, присаживайся. А мне, наверное, пора.
— Ань, — в голосе у Иванова — предупреждение и ничего хорошего.
— Ты обещал отпустить меня пораньше, — смотрю я прямо ему в глаза. — А обещания нужно исполнять. Сам буквально только что учил этому своих сыновей. Так что до свидания. Было приятно посидеть в вашем обществе.
Я подрываюсь так, будто за мной гонится тысяча чертей. Вижу Иркины ошалелые глаза. Машу ей рукой, показывая, что позвоню, и вылетаю на улицу.
Вдох. Кислород. Головокружение.
А чего я хотела? Всё закономерно. Он не может быть один. Была Лена, снова вернулась Кристина. Возможно, есть кто-то ещё. У молодых холостых мужчин может быть много связей и женщин. Всё нормально.
Это у меня не всё в порядке, если я до сих пор завожусь с пол-оборота. Нужно как-то успокоиться, переварить, натянуть на себя равнодушие, как толстое защитное одеяло, и жить дальше.
Я никуда не ухожу. Возле кафе — скамейки. Туда я и сажусь, чтобы дождаться всех. Я немного остыла, включила мозги. Бежать куда-то, вылупив глаза, смысла нет. У Ромки — дневной сон скоро. А потом мальчишек ещё на занятия вести надо. Вряд ли детям понравится, что о них забыли. К тому же, Медведю навыки вольной борьбы явно надо прокачать, чтобы в следующий раз нос не расквасили.
Из пиццерии выбегает Иванов. Неожиданно, прямо скажем. Я вижу его целенаправленный бег. Лев, рассекающий грудью воздух. Этот царственный поворот головы. Кажется, он дух переводит, заметив меня на лавочке.
— Ань, ты чего? — спрашивает, присаживаясь рядом. Вид у него заботливый, того, гляди, ладошку на лоб положит, чтобы температуру измерить.
— Устала. Свежим воздухом подышать захотелось, — а что я ещё сказать? Что я видеть не могу его Кристину? На дух не переношу?
— Думал, ты к метро помчалась, — гладит он меня по руке. — Потерпи немного, ладно? Детвора ещё не доели. Я скажу, что ты не ушла, а то Ромка пиццу бросил, расстроился, сказал, что ты от них сбежала и не вернёшься.
— Куда я убегу? — вздыхаю тяжело. — Ромке скоро спать, Медведя в секцию вести.
— Думаешь, стоит? — сомневается Димка. — С носом расквашенным?
— Думаю, если не поведём, он и обидится, и расстроится.
— Ладно, ты права, — говорит он и с места не двигается. Сидит рядом. Если бы я его не знала хорошо, подумала бы, что волнуется, как мальчик, который не умеет девушек на свидания приглашать.
— Иди, — подталкиваю я его к правильному решению. — Там дети и Кристина ждёт.
Он смотрит на меня искоса, а затем ухмыляется:
— Варикова, ты что, ревнуешь?
— Вот ещё, надо больно, ревновать тебя, — бормочу под нос, желая провалиться сквозь землю. Это ж мои демоны ожили сейчас, не его. Это ему можно вот так легко об этом говорить, а мне вытянуть наружу боль, что когда-то пережила, — сложно.
— Дай слово, что не убежишь, — настаивает Иванов, глядя прямо мне в лицо. Он сейчас так на Мишку похож, что у меня дух захватывает. Точнее, это сын на него. Но вот этот взгляд, сведённые в одну линию брови — просто копия и всё. — А то я тебя знаю: только что — и убегаешь, зайка моя.
Я выдыхаю судорожно и распрямляю плечи.
— Иванов, что бы ты обо мне ни думал, я очень ответственная. Мне за детьми ещё приглядывать полдня. Иди уже, успокой младшего, пожалуйста.
— Думаю, там Кристина без меня справилась, — бросает он беспечно, видимо, не понимая, что меня просто подбрасывает даже от звука её имени. И уходит, гад. А я остаюсь на лавочке, объятая пламенем прошлого, и прочими ужасами.
Воспоминания вылезают, как демоны из сундука, у которого наконец-то сбили замок. И я ныряю в них с головой, не надеясь выбраться наружу…
__________________________________________
[1] Самая широкая река в мире. Находится в Южной Америке
30
Анна
С Ивановым мы познакомились на вечеринке. Чей-то день рождения, сейчас я даже не помню, кто был виновником торжества. Я заканчивала первый курс, мы много в то время веселились. Кочевали, как перелётные птицы, познавали мир, как могли.
Мы с Иркой приехали в столицу из небольшого городка, всё нам здесь было в кайф. Будто из тесной клетки вырвались. Так многие себя чувствуют.
Это было время эйфории, вечного праздника, бесконечной свободы, когда мы успевали всё: и учиться, и танцевать, и языки на дополнительных курсах учить. Я — английский углубляла, а Ирка — испанский осваивала в силу своей любознательности.
— Немодно и нерационально, — гундел наш общий друг Доберман (вообще-то, Илья Либерман, но кто об этом помнил тогда?), втайне влюблённый в Ирку. Он таскался за нами тенью и готов был терпеть любые издевательства, лишь бы поближе быть к моей сестре.
— Зато красиво и зажигательно, — возражала экспрессивная Ирка. Доберману приходилось учить испанский вместе с ней.
Тот день ничем не отличался от череды предыдущих. Был май. Воздух сладко пах клейкой зеленью и — удивительно, но цветущими деревьями, хоть их я нигде не видела. Может, это ощущение такое внутри поселилось.
Иванов появился в разгаре празднества, когда большинство уже приняло на грудь и веселилось, как могло.
Он выделялся. Высокий, красивый, харизматичный.
Пришёл не один, а на пару с другом. Сразу же освоился, стал своим в доску, хоть многие его до этого дня в глаза не видели. Девушки висели гирляндами, пытаясь привлечь внимание охренительного самца.
— Глянь, Ань, он с тебя глаз не сводит, — больно толкнула меня локтём в бок Ирка. Я до сих пор помню этот её тычок. Потому что не знаю, как у других, а у меня всё случилось внезапно и бесповоротно. Я его увидела и пропала. Впрочем, наверное, как и большинство девушек, что стекали Иванову под ноги сплошным ковром.
— Выдумаешь тоже, — буркнула я, смешавшись, и отправилась на балкон — покурить. Да, в те времена я изредка позволяла себе для понту курить. Так я казалась себе старше и значимее.
