— Ой, не знаю, Иванов, — вздыхает она. — Они у нас замечательные, но, боюсь, идеальную няню нам не найти.
«Они у нас» — в груди становится горячо. В носу щипает. В горле ком. Наверное, это самые главные слова. Ведь что я без сыновей? Но и без неё, моей Ани Зайки, я не существую… Но знаменатель, кажется, нашёлся. Он нас всех объединит и примирит.
— Ну, и, должна тебя огорчить: я нашла работу. Не нужен мне твой отдел продаж. Меня оценят в другом месте, — гордо задирает она нос.
Я замираю, переваривая то, что услышал. Вроде и огорчился, а вроде и не очень.
— Я горжусь тобой, Ань, — говорю искренне и от всей души. — И мне, наверное, будет спокойнее, если я буду знать, что ты не возглавишь отдел в моей компании, где целая куча мужиков, которые могут тебя обидеть или ослушаться. А то разразится ещё глобальный коллапс, когда придётся решать вопросы кардинально.
Я и шучу, и нет. Моя без трёх минут Иванова — умная, очень деловая женщина, способная достичь куда больших высот, чем на очень почётной, но всё же не её должности няни.
— Впрочем, — бормочет она сонно, — это будет зависеть от одного очень важного обстоятельства…
Я даже догадываюсь, какого, но вслух ничего не произношу. Есть такая примета: некоторые тайные желания лучше не озвучивать. Чтобы сбылись. Чтобы осуществились. Поэтому я прижимаю Аньку к себе и закрываю глаза.
Лето. До Нового года ещё далеко. Но кто сказал, что чудеса приходят к нам только с Дедом Морозом? Сейчас я верю в них постоянно, круглосуточно. И буду верить каждый день, потому что у меня есть своя, особенная, персональная фея, которая ещё немного Варикова, слегка чуть-чуть няня и очень даже любимая женщина.
58
Анна
Я проснулась первой. Спала всего ничего, мы уснули глубоко ночью, почти под утро. Но трёх часов хватило, чтобы проснуться обновлённой, с жаждой жизни, с любовью ко всему окружающему.
Все предметы стали будто ярче и чётче. Я ощущала мир выпуклым. Он был прекрасен. И новый день, и солнце, и голубое небо с белыми облачками.
Так любовь во мне билась, расправляла крылья, расцвечивала мир только чистыми и очень яркими красками. Я не одна. Он мой. Лежит, сопит рядом. Я верила ему безоговорочно. Готова была прощать, любить, жалеть, подбивать на подвиги, рожать детей…
Когда-то я пожаловалась Ирке, что Игорь детей хочет, а я не готова, у меня дела, карьера, цели, другие мечты. Я ещё молодая и куда спешить.
Ирка тогда сказала:
— Просто не твой мужик. Вот когда твой, первое, что хочет сделать женщина, — это родить. Продолжиться. Её просто прёт даже от мысли, что будет пузатая, носить в себе его ребёнка.
Я тогда фыркнула.
— Ты ещё скажи, что все, кто хочет и рожает, счастливы потом.
— Может, и не счастливы, — согласилась Ирка. — Это ж не угадать. Мужик для детопроизводства может быть твоим, а ты для него — не та. Ну, и куча других обстоятельств. Для мамы его ты не та. Привычки какие-то сильнее, судьба поворачивает не в ту сторону — всякое бывает. Но закон природы таков: если ты выбрала самца и мечтаешь носить гордо живот, терпеть неудобства, отёкшие ноги, замирать от счастья, прислушиваясь к биению жизни внутри себя, — значит мужчина потенциально твой. А всё остальное уже детали.
Так вот. Лесневский — не твой. Потому что для тебя работа важнее, карьера — на первом месте. А он так. Вроде и красивый, и умный, и всё у вас неплохо, но в главном вы не совпадаете. Вы не семья. Не единое целое. Штамп в паспорте роли не играет, как ты понимаешь. Это всего лишь клякса чернильная, не она делает двоих семьёй, а нечто другое.
— Нет, я хочу детей, но позже, — упиралась я. — Не все готовы вот так сразу — трах-бабах — и рожать.
Ирка тогда только глаза закатила. У неё своя, особенная история любви с Трофимом. Бурная и фонтанирующая. Но, видать, Трофим как раз тот самый, от кого ей детей рожать хочется и приятно.
Я вообще считала, что я и дети не очень совместимые вещи. До тех пор, пока Иванов меня няней насильно, считай, не сделал. Оказалось, всё не так, как я себе воображала.
В то утро всё было, как надо. Всё чётко по ивановскому плану. И спортивная школа для Мишки, и детский садик для Ромки. Правда, наш малыш плакал, трогательно тряся губкой.
— Вы меня не любите, да? — спрашивал, заглядывая глазищами в душу.
Пришлось его прижать к груди и зыркнуть на Димку, чтобы не вмешивался. А то наш правильный порыв так и закончился бы ничем.
— Мы тебя очень любим. И поэтому хотим, чтобы ты получал только самое лучшее. Играл с другими детьми, дружил, учился, умел общаться. Это очень важно, понимаешь? И детский садик не тюрьма. Сегодня ты побудешь два часа, а потом мы тебя заберём домой. Постепенно будешь привыкать, Ром.
— А если не привыкну? Если мне там будет плохо?
— Если будет плохо, мы будем искать до тех пор, пока тебе не станет хорошо. Но я уверена: здесь тебе понравится. Просто будь собой.
Мы не сразу ушли. Следили. Иванов вообще рвался на части, хоть и пытался виду не показывать. Но когда Ромка заигрался, мы медленно отползли на задние позиции под строгим взглядом воспитательницы.
Наверное, эти два часа были самыми долгими в нашей жизни. Димка как на иголках. Я вся в сомнениях, хоть и была уверена: всё будет хорошо. Но когда мы вернулись, ребёнок нас и не заметил — так ему понравилось.
— Замечательный мальчик, чуткий, контактный, — похвалила его Марина Владиславовна, — а уж умный какой — не по годам! Зря переживаете, посмотрите, как ему нравится. И, думаю, если вы сейчас тихонько уйдёте, он спокойно проживёт этот день в группе.
— Нет, — мотает головой Димка. — Мы обещали. Обманывать сына мы не будем.
Я, наверное, дурочка. Точно знаю: найдутся люди, что скажут: вот ненормальная, на двоих детей пошла. Но Димка говорит так, будто и Мишка, и Ромка — наши дети, а у меня внутри ничего не противится, а даже наоборот — легко становится, горячо, а ещё хочется плакать. И это как раз тот самый случай, когда слёзы льются от счастья, от избытка чувств, которые невозможно носить в себе — они наружу просятся!
Вечером пришла Кристина. Очень тихая и немного сумасшедшая. Стоило только взгляд на неё кинуть, чтобы понять, чем она последние сутки занималась. Нет, у неё всё в порядке с одеждой, макияж — супер, причёска из салона, но в каждом движении, взгляде прорывалось томление, поволока и нега удовлетворённой сытой женщины.
— Ты там что-то говорила о недостатках своего бывшего? — оттянула она меня в угол, пока Димка с детьми разбирался.
Я закатила глаза. Ну, он хорош, бесспорно. И вполне стала понятна вчерашняя забота Кристины. Не женщина, а огонь. Она ведь тогда всё для себя решила.
— Он любит, чтобы ему подчинялись.
— Правда? — наморщила лоб Кристина. — Что-то я вчера не заметила.
