— Когда еда попала по назначению, артефакт сработал, — продолжал Бруно. — Он должен был остановить ваше сердце, Мартин, но его отбила драконья магия, а уж я поспешил отправить удар тому, кто хотел отправить вас на тот свет.
Аттель зыркнул на него из-под насупленных седых бровей, но ничего не ответил. Что тут можно сказать? Магия всегда оставляет следы, по которым можно вычислить злоумышленника, и теперь Аттелю и его товарищам не отвертеться.
— Надеюсь, вы не сочтете меня бестактным, Бруно, — произнес я, — но я предлагаю вам выпить кофе и отправляться в столицу. Не хочу ночевать под одним кровом с теми, кто хотел меня убить.
Бруно отложил вилку с грибом и ответил:
— Что вы, Мартин, я прекрасно вас понимаю. Обойдемся без кофе. Я буду рад, если вы мне предоставите несколько парней покрепче, в дороге всякое может случиться. Разумеется, послезавтра они уже будут дома.
Я покосился на Энцо, и тот кивнул.
— Слушаюсь, милорд Мартин. Все будет немедленно сделано, господин Бруно.
Аттель устало вздохнул. Мы оба играли роль, прикидываясь слабее, чем мы были. Но я выиграл.
— Даже не знаю, Аттель, что я сделал тебе плохого, — сказал я. — Я никогда не переходил тебе дорожку и не собирался этого делать. Я считал тебя великим мастером и другом.
Мне вдруг стало очень-очень горько. Мой сон расставил все по своим местам, сделав любимую и любящую жену предательницей, которая ценила свой комфорт, а волшебника, которого я уважал всей душой — несостоявшимся убийцей, который теперь трясся за свою шкуру.
— Иногда очень трудно делиться тем, что ты успел сделать своим, — сообщил Аттель и поднялся с кресла. — Бруно, незачем медлить.
Бруно понимающе кивнул, и его сеть потянула заговорщиков к дверям. Проходя мимо моего кресла, Бруно негромко произнес:
— Его величество приказал их казнить, если заговор все-таки есть. Я напишу вам через пару дней.
— Хорошо, — кивнул я. Эйфория победы сошла, и теперь я снова чувствовал лишь усталость и беспомощность. Когда за магами закрылись двери, Огюст убрал пистолет и опустился в кресло.
— Вот так, братка. Мы их ждали с моря, а они с гор на лыжах.
Любимая пословица нашего отца пришлась как нельзя кстати. Я вздохнул и взял чашку с давно остывшим кофе. Кто бы мог подумать, что однажды мне придется спасаться от заговорщиков, которыми станут те, кого я уважал и ценил.
Магия жестокая штука. С этим ничего не поделаешь.
— Все уже позади, — ободряюще промолвила Дора. Я чувствовал, как от нее пахнет страхом — похоже, она до сих пор не могла поверить, что все уже кончено, заговорщиков увели, а мы можем спать спокойно.
Мне и самому с трудом в это верилось. Но теперь я знал, что все будет в порядке. Пусть пока я еще слаб — но это не продлится долго. Я обязательно поднимусь и снова стану тем Мартином Цетше, которого когда-то видел в зеркале.
— Да, — ответил я и улыбнулся. — Все плохое позади.
И это наконец-то было правдой.
* * *
На следующий день я решил, что набрался достаточно сил, чтоб приступить к серьезным тренировкам.
Магия не терпит простоя. Если я не буду заниматься один день, то это замечу и пойму лишь я сам. На второй день без занятий это заметят мои коллеги и конкуренты, а на третий это станет понятно всем, кто не имеет к магии никакого отношения. Я не собирался сдаваться и сразу же после завтрака приказал Энцо доставать мою теплую одежду.
— Милорд, вы действительно собираетесь на полигон? — озадаченно поинтересовался Энцо. Он был хмур и очень серьезен, должно быть, размышлял о вчерашнем разоблаченном заговоре. Я ободряюще улыбнулся и ответил:
— Разумеется. Я никогда не верну прежний уровень без тренировок.
Дора, которая стояла рядом с моим креслом, удивленно посмотрела на меня — так, словно думала, что ей послышалось. Сегодня она тоже выглядела угрюмой и невыспавшейся: наверняка, как и Энцо, всю ночь думала о заговорах и заговорщиках.
Зато Огюст оживился и энергично потер руки. Я обрадовался и его бодрой улыбке, и светлому выражению лица. Он был здесь, со мной, он обещал, что пробудет до тех пор, пока я не восстановлюсь окончательно, и поддержка брата придавала мне сил.
— Вот и славно! — воскликнул он. — Что, братка, пальба по тарелочкам?
Я кивнул, и Энцо тотчас же пошел на кухню за посудой. Помнится, давным-давно, в детстве, когда магия только проснулась во мне, я начал именно с разбивания тарелок направленным ударом. Посмотрим, собью ли сегодня хотя бы одну тарелку.
— Она самая, — улыбнулся я и сказал: — Надеюсь, сегодня хоть что-то получится.
Энцо настоял, чтоб я оделся как можно теплее, и на свою старую площадку для тренировок я прибыл закутанным во множество одежек, словно капуста. Впрочем, это были сущие мелочи: я смотрел на маленькую площадку, что приткнулась к стене замка, и вспоминал, как когда-то давно пробовал научить Огюста отражать магические удары. У него ничего не вышло, зато мы славно повеселились. Вот и сейчас он забрался на подставку для метания, Энцо протянул ему первую стопку тарелок, и Огюст довольно спросил:
— Ну что, братка? Все, как в старые времена?
Сегодня было ветрено. Деревья беспомощно мотали ветвями, рассыпая круглые красно-оранжевые листья, и Дора, которая стояла рядом с моим креслом, ежилась, кутаясь в легкую курточку не по погоде. Энцо, конечно, принарядил ее, собрав одежду со всего замка, но никто из служанок не захотел поделиться с моей сиделкой чем-то потеплее.
— Иди в замок, Дора, — посоветовал я. — Здесь холодно.
Упрямая девчонка отрицательно мотнула головой.
— Я останусь, — ответила она и, чуть ли не смущаясь, добавила: — Мне же интересно.
А, ну конечно. Она прибыла из мира, лишенного магии, и ей хочется еще раз увидеть волшебство. Я снял перчатки и принялся растирать ладони.
— Заряжай, братка, — сказал я и, когда Огюст опустил тарелки в метатель, продолжал: — Сейчас эта штука будет выбрасывать тарелки, а я попробую их сбить направленным ударом. Возможно, у меня даже получится.
Я говорил об этом нарочито спокойным тоном, но во мне все горело. Я знал, что магия жива, и ее можно вернуть регулярными тренировками, я помнил, как вспыхнула рамка со свадебным снимком в руках у Энцо, и знал, что вчера справился с задачей прикрытия. Но сейчас мне почему-то сделалось очень холодно, словно была не поздняя осень, а зима.
Я и сам не разобрал, как сказал:
— Огонь.
Воздух наполнился свистом, и первая тарелка полетела над площадкой. Руки сработали сами, выбросив маленький серебристый шар — тарелка упала где-то в кустах на краю площадки, а мой шар, не поразивший цели, растаял в воздухе.
Что ж, примерно этого я и ожидал. Внутренний озноб усилился, и я снова принялся растирать руки. Должно быть, Огюст, Энцо и Дора заметили, как дрогнуло мое лицо, потому что наперебой заговорили:
