— На балах еще выбирают Королеву Бон-Бон? — поинтересовался я, и Дора тотчас же спросила:
— Что это за Королева?
Огюст рассмеялся.
— О, конечно! Все гости пишут имена понравившихся девушек, бросают листки в артефакт, и кто-то из принцесс его включает. Артефакт называет имя победительницы, слуги ввозят весы, и девушка садится на одну чашку, а на другую сыплют трюфельные конфеты, пока весы не сравняются. И Королева Бон-Бон потом забирает все сладости себе, а каждая десятая конфета, между прочим, украшена настоящей жемчужиной!
Дора задумчиво возвела глаза к потолку, словно прикидывала, сколько она сейчас может весить.
— Я столько не съем, — сказала она в конце концов и, рассмеявшись, добавила: — Придется поделиться!
Я невольно улыбнулся — до того она сейчас была непосредственна и мила. Славная и добрая девушка, которая в корне отличалась от манерных светских дурочек, желавших лишь выйти замуж.
Хотя откуда мне знать, чего хочет Дора, и куда стремится ее сердце? Может, она по-прежнему хочет вернуться домой, в родной мир, в тот город на Неве, о котором так красиво писал поэт с непроизносимым именем.
— Ты уверена, что станешь Королевой Бон-Бон? — с улыбкой поинтересовался я. Дора посмотрела на меня с вызовом, и было видно, что она с трудом сдерживает смех.
— Почему бы и нет? Я всегда прикидываю что-нибудь хорошее.
— Тебе пойдет белое платье, — сказал я и спросил: — В вашем мире девушки одеваются в белое?
Во взгляде Доры появилась тихая теплая пелена воспоминаний — вроде бы она была здесь и в то же время унеслась далеко-далеко, в другой, недостижимый мир.
— Да, одеваются, — ответила она и добавила: — Это цвет наших свадебных платьев. Очень красиво и торжественно.
— И у нас так, — поддакнул Огюст. — Невинность, чистота и свежесть.
Я вспомнил, какой была Инга в день нашей свадьбы — мог ли я подумать тогда, когда входил с ней в высокие двери храма, чем все это закончится… Должно быть, Дора правильно поняла выражение моего лица, потому что быстро сменила тему, обратившись к Огюсту:
— Ты знаешь, что король предложил Мартину стать ректором академии чародейства и волшебства?
— Невероятно! — воскликнул брат: он искренне обрадовался за меня. Все-таки стабильная должность с деньгами и почетом до конца жизни — это намного лучше, чем постоянная суета с клиентами, пусть даже они платят столько, что никакому ректору и не снилось. — Великая честь, братка. Рад за тебя, ты достоин этого.
— Я бы предпочел отдать это место Бруно, — признался я, — но он ненавидит бумажную работу.
Огюст снова посмотрел на меня так, словно я ляпнул, не подумав.
— Не говори глупостей, — сказал он. — Ты должен согласиться, братка.
Я улыбнулся.
— Я уже согласился. Королям не отказывают. Со следующей недели начну вникать в работу, а то Амзуза уже места себе не находит.
Когда-то давным-давно Амзуза вел на моем курсе введение в артефакторику, а потом практические работы по созданию артефактов. Из этих прекрасных предметов я запомнил только постоянные причитания наставника, что у него никогда не было настолько глупых студентов, и он мечтает лишь о том, чтоб все бросить и уехать в Заюжье.
Может, его мечта скоро сбудется. Хотя, конечно, Амзуза и помыслить не может об отставке, а просто кокетничает по старой привычке.
— Должно быть, это интересно, — заметила Дора так, словно хотела меня подбодрить, и в это время дом наполнил мелодичный дверной звонок.
— Ты кого-то пригласил? — поинтересовался Огюст.
Я напрягся, предчувствуя неприятности — не нужны мне были никакие гости. Но дворецкий вошел в столовую один и, поклонившись, протянул мне маленький белый конверт на серебряном подносе.
— Милорд Мартин, вам письмо.
Конверт казался крошечной змейкой, свернувшейся в тугие белые кольца. Я узнал легкий изящный почерк — «Мартину Цетше, улица Альпини, 19» — и почувствовал прикосновение ледяной руки к животу.
— Инга, да? — догадался Огюст, и Дора тотчас же прошептала:
— Инга?!
Я кивнул и, взяв конверт, сломал маленькую золотую печать и вынул карточку с видами Южного Аверна, на которой все тем же почерком было написано:
«Мартин!
Я узнала, что твой сон закончен, и ты здоров. Ты, конечно, возненавидел меня, но знай: я всегда буду рада нашей встрече. Я живу в собственном доме на проспекте Покорителей, и ты можешь не предупреждать о своем визите.
Инга Цетше»
Я протянул открытку Огюсту и смог сказать только:
— Хватило же наглости подписаться моей фамилией.
Огюст прочел послание и передал открытку Доре — та взглянула на ровные аккуратные буковки, ахнула и воскликнула:
— И она еще смеет тебе писать! Ждет в гости, словно ничего и не случилось! Вот же дрянь!
— Редкостная дрянь, да, — согласился я. Гнев бил в виски тяжелыми молотками, я старался держать себя в руках и не показывать вида, но не мог успокоиться. Инга прислала мне письмо, Инга использовала фамилию Цетше и делала вид, словно ничего особенного и не случилось.
Вспомнилось мое желание встретить ее и дать ей пощечину — детское желание ребенка, который хочет обидеть наказавшую его мать. Его продиктовали мое горе и слабость, но теперь я опомнился.
— Что будешь делать, братка? — глухо поинтересовался Огюст, словно хотел хватать меня за руки и в прямом смысле слова удерживать от неосмотрительных поступков. Я убрал послание в конверт и протянул его к огню свечи, украшавшей стол. Когда пламя жадно принялось лизать бумагу, я бросил конверт на пустую тарелку и равнодушно ответил:
— Ничего.
И это показалось мне правильным.
Глава 6
(Мартин)
Портной и куафер прибыли рано утром: проснувшись, я услышал восторженное аханье, которое долетало из гостиной, и память снова унесла меня в прошлое. Семья Цетше всегда ходила на балы, и утро перед праздником начиналось одинаково — сестры и матушка суетились вокруг своих платьев, портниха возилась с тканью, то что-то подрезая, то пришивая, то подкалывая, а сестры то заливались смехом, то принимались плакать от того, что Анетт заявляла о своем намерении стать королевой бала, а все остальные рядом с ней — просто ощипанные курицы.
Отец как-то сказал, что это часть праздника. Без этих писков, смеха и слез, без запаха духов и пудры, без всей суеты с примеркой бал можно считать неудачным.
Спустившись в гостиную, я обнаружил Огюста, который сегодня ночевал у меня, куафера с огромным растрепанным альбомом причесок и Дору — ее уже успели одеть в белое платье с пояском под грудью, по античной моде, и портной возился с лифом, прикрепляя к нему крошечные бриллиантовые звездочки. Огюст пил кофе и с видом бывалого знатока и женского пола, и балов говорил:
