Глава 22
Не кричите, умоляю, мне от ваших криков душно,
Я вам вырву свое сердце, мне оно уже не нужно.
© Земфира «Похоронила»
К несчастью, от сердца избавиться нельзя. Осталось все же… Рана бы затянулась и со временем перестала беспокоить. А раздробленный, работающий вполсилы орган — нет. Болит днем и ночью.
В Арсине после нового года устанавливается сухая и солнечная погода. Температура воздуха колеблется в минимальных для южной страны пределах. Но из-за повышенной влажности в некоторые дни Яне здесь холоднее, чем в морозной Москве.
А может, причиной тому что-то другое… Она не пытается разобраться. Просто живет день до вечера. Почти каждый начинается и заканчивается одинаково. Шахина просыпается в половине четвертого утра, чтобы отработать шесть часов в отцовской хлебопекарне. Сам Мехмед прошел тот период, когда появлялся на предприятии в середине ночи. Но считает необходимостью, хоть на короткий срок, приобщить к производственному процессу дочь.
К обеду ноги Яны буквально гудят, но она все равно вместо дома отправляется на пляж. Гуляет долго, у самой кромки, касаясь подошвами ботинок пенной воды.
Слышала о любви. Читала, слушала песни, смотрела сериалы и фильмы. Но в действительности не осознавала глубины этих чувств. Сейчас поняла, какими разными они могут быть. Захватывающими, головокружительными, возносящими до небес, мощными, болезненными и даже разрушающими.
Как же мало места становится в груди. Тесно. Сухо. Горячо. Дышать и функционировать в тягость. Разрывает. Ломает кости. Каждую секунду, без продыху.
После вечерней прогулки к морю Яна входит в дом и неосознанно прислушивается. Тихо. Отец с матерью ушли в гости. Предупреждали, что вернутся поздно.
«Как же пусто и тихо…»
А ей больше всего на свете хочется услышать его голос… Малодушно прислушивается. Воспроизводит Рагнарина мысленно. Легко получается. Но в реальности вокруг нее тишина и пустота, словно вакуум.
Включает по всем проходящим комнатам свет. В последнее время ей постоянно темно. И очень одиноко.
На шестой день Яниного пребывания в Арсине прилетает Марина. И сразу же проваливается в суетливые хлопоты по подготовке к помолвке младшей сестры. Атмосфера в доме Шахиных незримо накаляется. Никто, кроме сестер, не распознает истинных причин. Наталья беспокоится перед предстоящим вечером и постные мины дочерей воспринимает как признак того же волнения.
— Тебе чем-то помочь, мам? — замирает на пороге кухни Яна.
Марина отрывается от чистки овощей. Смотрит на пришибленную младшую сестру, не скрывая волнения.
— Можешь перебрать содержимое верхних шкафчиков и протереть в них пыль, — предлагает мама. — Закончим с ужином, пойдем украшать зал на завтра.
— Может, пусть лучше ложится пораньше? Отдохнет.
— Успею. Папа разрешил завтра не выходить в пекарню.
— Ты выбрала платье? — улыбается Наталья.
— Да. Все же голубое с поясом надену. Оранжевое коротковатое, ты права.
— Хороший выбор, доченька, — хвалит ее мать. — Цветы и свечи привезли полчаса назад. Такие красивые! Очень нежные оттенки. Лучше смотрится, чем в каталоге.
— Отличная новость. Не терпится увидеть, — поддерживает Яна, но энтузиазма в ее голосе мало.
— Мне тоже! Если бы не Мехмед, я бы бросила готовить ужин… Самой кусок в горло не лезет. Хочется, чтобы поскорее все прошло, — вздыхает мать. — Ох, хоть бы ничего не забыть! Хоть бы старшие остались довольны…
— Все будет хорошо, мама, — обнимает ее Марина. — Не переживай.
Яна такой уверенности не ощущает. Впрочем, ей безразлично, как все пройдет. С одним согласна — поскорее бы. Еще семь дней, и она будет в Москве. На пять месяцев оторвется от Йигита и всех остальных. А видеозвонки, испытано, можно пережить.
— Баклава на славу получалась. Это уже радует, — смеется Наталья.
После ужина Наталья с дочерьми, сестрами и племянницами Мехмеда украшают зал. Мужчины убрали всю лишнюю мебель и разместили по периметру десять деревянных столиков. Оставили также два длинных дивана и ряд стульев.
Женщины декорируют просторное помещение белыми и фиолетовыми лентами, бумажными цветами, воздушными шарами и детскими фотографиями молодых. Расставляют по столам свечи. Завтра к ним добавятся еще живые цветы.
Яна выполняет порученную ей работу бездумно, никак не отождествляя себя с происходящим.
— Как ты? — шепчет ей уже в спальне Марина.
— Нормально.
— Сказать честно? — выпаливает старшая сестра. — Не нравишься ты мне. Такая тихая. Неестественная. Ощущение, что вот-вот взорвешься, как петарда.
— Ты ошибаешься.
— Дай Бог…
Перекатываясь на бок, подпирает голову рукой. Некоторое время изучает глядящую в потолок Яну.
— Не звонил?
— Нет.
— А ты?
— Ну, нет, конечно, — шумно выдыхает Янка, выказывая хоть какую-то подвижность. — Нет. Нет.
— Так позвони.
— Нет. Нет. Ну, что ты? Ты знаешь, какой он гордый, — повторяет сестре и себе заодно в сотый, если не тысячный раз. — Я очень сильно обидела его. Он не сможет меня простить. Даже если действительно любит… Страдать будет, но не послабит границы. Теперь нет. Так зачем я буду звонить и причинять еще большую боль?
— Но… Возможно, если бы ты сказала о помолвке… Раг ведь не знает. Думает, что все еще размыто между тобой и Йигитом. Если он любит… А такие, как Рагнарин, просто так словами не разбрасываются. Если он любит, то, конечно же, будет против.
— И что? Что это поменяет, Марина?
— Как что? Прекрати это, Яна! Не усложняй еще больше. Сейчас тебе кажется, что ты подчиняешься воле отца, чтобы сохранить мир. Но, подумай сама! Если ты не планируешь заканчивать это дело свадьбой, делаешь только хуже! Всем!
Сглотнув, Шахина бросает на сестру растерянный взгляд. А потом, медленно перекатываясь, отворачивается и практически прижимается к стене.
— Доброй ночи, Марина.
* * *
Утром Марина расходится в переживаниях. Следует за Янкой по пятам, и точит ее словами, словно камень вода.
— Давай поговорим с мамой. Она подскажет, как нам быть дальше. Поможет.
— Не поможет.
— Поможет. Она знает, как найти подход к дяде Мехмеду.
— Через семь часов здесь будет все наше обширное семейство. Уже нельзя отменить торжество безболезненно, — рассуждает Янка вяло и незаинтересованно, словно о судьбе чужого ей человека.
— Безболезненно? А перед свадьбой, по-твоему, будет лучше? — шипит старшая сестра, машинально прислушиваясь к голосам из кухни. — Что же ты творишь, глупая?
