— Могу я сейчас взять Яну прогуляться? — обращается он к ее отцу, после того как тот разрезает ленту.
— Можешь, — отвечает на русском. А потом, обращаясь к жене, снова переходит на турецкий: — Наташа, подай гостям чай и кофе. Не будем заставлять Яну, она и без того едва на ногах держится. Это переводить не нужно, Марина.
Ей хочется, чтобы Рагнарин и дальше держал ее руку. Грел промерзшую душу своим теплом. Но к морю они идут порознь и молча.
Жадно вдыхая холодный и влажный воздух, Яна осторожно озирается по сторонам. Встречающиеся на пути люди разглядывают их с Денисом. Но без неприязни и какого-либо презрения. Несколько человек охотно отвечают на приветствия. Значит, слух о том, что ее репутация спасена, уже пошел по поселку.
Интересно, сколько Рагнарины беседовали с родителями до того, как отец согласился ее позвать?
Кольцо непривычно отягощает руку. И будто греет, посылая в тело приятное тепло. Волнующее. Янку до сих пор слабо, но потряхивает. Глядя на Дениса, она смущается еще больше, но и не смотреть на него не может. Будто чувствует, что нужно успеть наглядеться.
На берегу он взглядом останавливает ее. Замирает напротив. Долго смотрит в глаза. Горечь подступает к горлу до того, как Рагнарин озвучивает то, что она и сама уже знает:
— Я не смогу долго оставаться.
Яна всеми силами пытается скрыть разочарование.
— Я понимаю.
— Разрешения получим, я улечу до самой свадьбы. Справишься?
— Да, конечно, — для убедительности еще и кивает.
А на душе скребут по старым ранам тоска и безысходность.
Если бы он хоть обнял ее…
Разговаривает, но держится отстраненно. Словно очередной контракт заключает. Нет того Дениса, в которого она влюбилась. Он другой. Чужой с ней. Зачем же женится?
— Ты простил меня? — выпаливает, вглядываясь ему в глаза.
— Яна… — переводит дыхание, глядя куда-то вдаль, поверх ее головы. — Сложно объяснить, что я чувствую. Но это не обида и не злость.
— Что же тогда? — она, конечно, не понимает.
Она ведь не он. Янка молодая и горячая. Все ее чувства как на ладони. У него же каким-то особым инстинктом запаяно все внутри. Хотел бы, но и сам не может этот ларец открыть.
— Пожалуйста, Раг… Прости меня… — молит, возвращая их к тому мучительно разговору, что состоялся у них перед ее отъездом.
— Прекращай извиняться, — сухо обрывает Рагнарин. — Слова это просто слова. Они ничего не меняют.
— И? Что же мне делать, Денис?
— Делами исправь.
— Делами? Как?
— Оправдай мое вторичное доверие.
Янка ведь и близко не понимает, сколь много это со стороны Рагнарина значит. Она первая, кому даровано это вторичное.
— Я буду стараться, — горячо заверяет девушка.
Крутанувшись, замирает боком к нему. Старается незаметно смахнуть выскользнувшие из глаз слезинки.
— Честно, я буду стараться.
— Жить, как ни в чем не бывало, мы, конечно, не сможем, — продолжает Денис. — Главное, научиться доверять. Говорить откровенно. При этом ты все решения можешь принимать самостоятельно. Следовать за тем, что именно для тебя важно. Ты свободна, Яна. Просто не лги мне.
Шахина долго молчит, чувствуя, как в груди разливается едкая горечь разочарования и боли.
— А я не хочу быть свободной. С тобой не хочу, — все, что у нее получается выдохнуть глухим от переизбытка эмоций голосом.
Глава 25
Странно — опять не хватило воли…
© Земфира «Маечки»
4 месяца спустя.
На третий звонок будильника Яна вынуждена разлепить глаза и подняться с кровати. Гоголь ждет на запись, некогда валяться. Заправив постель, Яна настежь распахивает дверь на лоджию. Вдыхает утреннюю прохладу. Улыбается шуму оживающего города. Бездумно прокручивает на пальце обручальное кольцо. Поднимая к небу глаза, вздыхает с неискоренимой мечтательностью.
«Доброе утро, Рагнарин».
«Надеюсь, у тебя всю хорошо».
Только возвратившись в спальню, натыкается взглядом на черную прямоугольную коробку с золотым бантом. Поднимая, изучает надписи, выполненные таким же золотым, как и бант, шрифтом с изящными завитками.
Baccarat. Belgian chocolate.
Сердце радостно толкается в груди.
Прижимая коробку к себе, бросается из спальни в гостиную. Улавливая приглушенные звуки мужского голоса, не в силах сдержать безумный трепет, шлепает босыми ногами в кухню.
— Раг… — выдыхает едва слышно.
Денис оборачивается. Не прекращая разговора, оглядывает всклоченную после сна и улыбающуюся Янку. Неосознанно делает паузу, чтобы иметь возможность глубже вдохнуть. Сжимает челюсти и щурит глаза, принимая на грудь шквал ощущений, которые она в нем пробуждает одним своим видом.
Яна маячит ему коробкой, шепотом выговаривая слова благодарности.
— Спасибо.
Рагнарин кивает. И продолжает разговор:
— Сделай по финнам. Австрию не нужно. Да, посмотрим. Определенно. До среды может быть. Все. На связи.
Она никогда не может понять, о чем и с кем он разговаривает. Но делает Денис это едва ли не беспрерывно. Вот и сейчас, отключаясь, тут же набирает следующий номер.
— Ты когда вернулся? — вырывается у девушки между тем.
— Под утро. Можно сказать, ночью, — сдержанно отвечает ей муж. — Лена, доброе утро. Что с Самсоновым? Урегулировала? Отлично. Да, буду к половине десятого. Подготовь все, что нужно будет сразу рассмотреть. И Чебурчан ко мне на десять организуй. С Пахомовым мне нужны будут ее ремарки.
— А мои ремарки тебе не нужны? — интересуется Янка с улыбкой, когда Рагнарин наконец откладывает телефон.
Слегка вскидывая брови, он задерживает на ней взгляд.
— Твой будильник долго звонил.
— Да. Я вчера засиделась. Вот и трудно было вставать. А ты надолго в Москве?
— Вообще-то я тут живу, — резонно замечает мужчина, поднося к губам чашку с кофе.
— Да. Но с тех пор как мы поженились, ты чаще в разъездах, чем дома.
— Я работаю.
— Угу, — скисает Янка. Проходит мимо него, чтобы включить чайник. — Спасибо за конфеты. Это было не обязательно. Но приятно.
Некоторое время молчат. Она чувствует, что Денис смотрит на нее. Откровенно разглядывает. Обжигает взглядом голые ноги, проникает им сквозь тонкий шифон сорочки. Рагнариной нет дела, посчитает ли муж ее бесстыдным провокатором, за то что она разгуливает перед ним в таком виде. Как раз потому, что он муж, а она — Рагнарина. Хоть Денис и не признает, Яна знает, что по-прежнему ему интересна.
