– Вы, госпожа, не слушайте мою болтовню! – спохватилась Мирна. – Маруди ничего такого не говорил! Это я слышала, как стражники болтали!
– И кто из них об этом болтал? – спокойно поинтересовалась Наргис, но у девчонки виновато заметался взгляд.
– Ой, светлейшая, а я и не припомню, – промямлила она. – Темно было во дворе, я просто мимо шла, а они говорили, вот я случайно и услышала. Простите дуру языкатую! Это не Маруди, правда-правда!
– Смотри, язык от вранья почернеет, – усмехнулась Наргис. – Не бойся, Маруди я не накажу. Но если он и правда думает уехать, мне об этом нужно знать, чтобы вовремя с ним поговорить. Не дело это – срываться с достойного места. А чтобы торговлей заработать, нужно не только саблей уметь махать. Люди этому с детства учатся, да не у всех получается. Куда Маруди торговать, у него язык не повернется ни свой товар похвалить, ни на чужой цену сбить.
– Ваша правда, госпожа, вот и я ему так сказала… Ой!
Мирна зажала себе рот руками, глядя на Наргис с нешуточным испугом.
– Сходи принеси лимонного шербета, – вздохнула Наргис. – И ничего не говори Маруди, я сама найду время с ним побеседовать.
– Да, госпожа… – пролепетала служанка и выскочила из комнаты.
«Вот почему так неудобно устроен мир? – грустно подумала Наргис. – Если верная и старательная, то непременно дурочка, а если умник, то хитрый и зачастую подлый. Нет, бывает, что ум сочетается с верностью, да только такие люди дороже золота. Отец умел их находить, но с его смертью многое в доме ир-Даудов изменилось. Те, кто помогал визирю в придворных делах, нашли новых покровителей, остались лишь те, кто служил в самом доме, а их всегда было немного, потому что отец выбирал тщательно и придирчиво».
Джандар Маруди ир-Бехназ один из этих немногих, но что Наргис делать, если он покинет их? Конечно, дядюшка пришлет нового джандара, а пока кто-то из людей Маруди заменит его, но… Она поняла, что боится перемен, цепляясь за видимость того, что в доме ир-Даудов все по-прежнему.
Однако привычный и любимый мир оказался подобен драгоценной чинской вазе с тонкой росписью. Смерть отца, матушки и брата разбила эту вазу, однако осколки на время замерли, не рассыпавшись сразу, и Наргис позволила себе поверить, что вазу можно удержать и склеить. А теперь что-то случилось – и расколотый мир посыпался мельчайшими частицами, что разлетелись во все стороны, потерялись, а то и вовсе оказались не от этой вазы.
И она сидела над ними, не в силах собрать обратно, сложить правильно. И, главное, понимая, что это бесполезно и глупо. Даже разбитая и склеенная ваза уже не будет прежней, а уж целый мир?
Что бы сказал на это отец?
«Ваза разбилась? – услышала она как наяву глубокий низкий голос Солнечного визиря Бехрама, ее любимого батюшки. – Это неприятно. Но такова участь всех вещей в нашем мире, рано или поздно их срок заканчивается. Ты всегда можешь поставить цветы в новую, такую же красивую или даже лучше. Мир должен меняться, дитя мое, иначе он умрет. Люди приходят и уходят, а они куда ценнее вещей, вот именно людьми и следует дорожить. Не отпускай тех, кто тебе нужен, если можешь не отпустить. Но не держи тех, кто не дорожит тобой. И помни, всегда будут те, кого ты удержать не сможешь, но они останутся с тобой сами, по своей воле. Мир состоит из возможностей и вероятностей, дитя мое. Выбирай их, как выбираешь путь по опасному месту, и не забывай смотреть по сторонам. Потому что мир, созданный для нас богами, прекрасен настолько же, насколько опасен. Упустить из виду опасность – неосторожно, а не успеть увидеть красоту – печально. И никогда, слышишь, никогда не горюй о вещах. Это меньшая из возможных потерь».
– Я буду выбирать, отец, – прошептала Наргис. – Возможности и вероятности. Я помню, ты говорил это не мне, а Надиру, когда он разбил… неважно, какую-то чинскую диковину. Ты воспитывал его, сына и преемника, но твое великодушие и мудрость были так велики, что и мне позволялось поливать древо разума из источника твоих поучений. И я ничего не забыла.
Она встала, рассеянно подумав, что следовало бы дождаться Мирну с лимонным шербетом – день обещает выдаться жарким. Но нетерпение заняться делами было слишком велико. Следует поговорить с Маруди, но так, чтобы не выдать Мирну, которой он доверился. Нужно попробовать убедить джандара, что он делает глупость, пытаясь приставить отрезанный кусок обратно к лепешке. Иргана для него потеряна, даже если за эти три дня Маруди свершит чудо и осыплет ее золотом.
Вряд ли он сам сможет забыть, как ему предпочли пожилого купца лишь потому, что на ту же чашу весов упал ворох шелковых шалей и сад с прудом. Нет, ни Маруди, ни Иргана этого уже никогда не забудут, и какая супружеская жизнь у них может получиться? Растить любовь на обиде и недоверии все равно, что замешивать лепешку на протухшем масле. Может, и пышно получится, да только все равно горько.
Решено, она поговорит с Маруди сегодня же! Но сначала следует зайти к почтенному Амрану ир-Галейзи, домашнему волшебнику ир-Даудов. Отец ему доверял, господин ир-Галейзи живет у них в доме многие десятки лет… Нет, Наргис все еще помнила о своих сомнениях, ведь ир-Галейзи не почувствовал вторжения Джареддина. А это значит, что он слабее придворного чародея. Но Амран мудр и невероятно опытен, он знает очень много! Возможно, ему что-то известно о таинственной магии, которая позволяет Джареддину управлять памятью людей и страницами книг. Если же и этот путь приведет в никуда, то в Харузе множество книжных лавок, есть и другие придворные чародеи. Неужели они все дружны с Джареддином?!
Наргис чувствовала себя бабочкой, запутавшейся в паутине. Но вот ей удалось высвободить одно крыло, и она приготовилась забиться как можно сильнее, пока не вернулся паук. Вдруг да удастся вырваться?
Выйдя из спальни, она прошла через весь дом, удивляясь, куда подевался Барс. Утром был с ней в саду, потом успел обшерстить ковер в спальне, она сама видела, что из этого получилось. А потом пропал! Наверное, лежит где-нибудь в тенечке, охранник? Что ж, в такую жару упрекать его за это трудно. К тому же Барс, как хороший джандар, знает, когда начинается его служба. Вот и старается выспаться, чтобы беречь покой Наргис ночью.
Перед покоями ир-Галейзи Наргис приостановилась и прислушалась. Из-за двери слышались голоса – у мага кто-то был. Наверное, не очень вежливо входить без предупреждения, но если Амран занят, она извинится и вернется позже. Наргис постучала и услышала:
– Входите, госпожа моя! Ваш приход всегда радостен, но сегодня даже более обычного!
– Ах, почтенный Амран, – улыбнулась она, толкая тяжелую дверь. – Это ваша магия подсказывает вам, кто пришел?
– Конечно, магия, дитя мое, – расплылся в улыбке круглолицый седой маг, даже в эту жару не сменивший теплый бархатный халат на что-нибудь полегче. – А еще, признаюсь честно, стук твоих туфелек по коридору. Только у тебя в этом доме такая легкая и звонкая походка, словно птичье сердечко стучит от любовной песни!
– Почтенный ир-Галейзи сказал так, словно заглянул в мое сердце и прочел в нем восхищение светлейшей госпожой, – церемонно произнес гость Амрана.
