Глава 1. Марина
— Что скажешь? — спросила она.
Он многозначительно пожал плечами и закурил.
Они стояли у одного из входов в здание, которое и зданием назвать было трудно: безликая коробка, склад, огромный, пятиэтажный. Как огурец в известной загадке «без окон без дверей полна горница людей», только квадратный. И таких складов здесь было десятки. Унылый урбанистический пейзаж на окраине города. С высоты птичьего полёта он выглядел как детский конструктор: игрушечные машинки — фуры, одинаковые как близнецы, с логотипом компании; серые плоские крыши прямоугольниками, один к одному, как незасеянные рисовые поля; мазки, пятна, островки газонов, которые ещё даже не зазеленели.
Стояли молча. Мужчина лохматый, давно не стриженый, в очках, яркой тонкой голубой куртке и спортивных мокасинах на голубой подошве (в тон). И женщина в потёртых джинсах, простой серой футболке и накинутой поверх неё клетчатой фланелевой рубашке (припекало, тепло).
— Сколько? — задала она очередной скупой вопрос, перевязывая в хвостик рассыпавшиеся было по плечам тёмные слегка вьющиеся волосы.
— Почти полтора миллиарда долларов, — зевнул мужчина.
— А в прошлом году «Форбс» оценил наши активы всего в семьсот миллионов, — подставила она лицо солнцу и закрыла глаза.
— Ты увеличила капитал компании за год почти в два раза.
— Да, — кивнула она равнодушно. И ужаснулась: почти год.
Почти год прошёл с того дня как родилась и умерла её малышка.
Бесконечный год, с того момента как ей сказали, что её девочка не прожила и часа, потому что была нежизнеспособной.
Целый год как вердикт врачей не изменился: детей у неё больше, скорее всего, не будет.
И что ещё ей оставалось в свои тридцать пять без мужа, без возможности больше родить, потеряв единственного, зачатого с таким трудом от донора ребёнка? Только с головой окунуться в работу и преумножить капитал своей компании вдвое.
Почти год.
Через несколько дней они могли бы отметить это радостное событие, задувая вместе с малышкой на торте первую свечу…
«Моя малышка, которой я даже имя не успела дать», — слёзы навернулись на глаза сами собой. Нет, нет, это просто солнце. Просто яркое апрельское солнце и больше ничего.
— Что ответишь Гомельскому, Скворцова? — затушил сигарету он, её финансовый директор, Григорий Вагнер, ткнув бычком в песок курительной урны.
— Да не хочу я общаться с этим Гомельским! — отмахнулась она, а затем, прикрывшись рукой от слепящего светила посмотрела на Гриню. — Вот на кой он мне сдался со своими инвестициями? Скажи, нам нужны его деловые предложения?
— Да как знать, Марин, — неопределённо пожал щуплыми плечами Вагнер, а потом вдруг оглянулся. — А зачем же ты тогда его позвала?
— Я?! — Марина повернулась в направлении его удивлённого взгляда. Но проклятое солнце слепило так, что пришлось приложить руку к глазам козырьком.
— Вы не подскажете, а офис Марины Вячеславовны где найти? — остановился напротив неё высокий мужчина, загораживая свет.
— А… там, — неопределённо махнула рукой сама Марина Вячеславовна, не найдя что сказать. Но не вид господина Гомельского собственной персоной при костюме, расстёгнутом вороте белоснежной рубашки, атлетическом развороте плеч и трёхдневной щетине её смутил. Нет. Девочка, что он держал на руках.
Пухленькая малышка, с хвостиком в слегка вьющихся волосах, вцепилась маленькими пальчиками в руку отца, и уставилась на Марину глазёнками-бусинками так внимательно, что женщина нервно сглотнула и не нашлась что ответить. Как не нашла в себе и сил отвернуться от следа на лбу и переносице, что виднелся между ярких тёмных бровок. Точно такой же был у её девочки.
«— Ребёнок лежит неправильно, будем ждать пока развернётся, — сняла врач окровавленные перчатки после осмотра и небрежным кивком дала понять, что Марина может слезать с гинекологического кресла.
— А если она не развернётся? — едва терпя схватку, что повторялись теперь так часто, что почти не получалось отдохнуть, пыталась попасть женщина босыми ногами в брошенные тапочки.
— Значит, стешет себе о ваш позвоночник лицо, или свернёте ей шею при родах, — равнодушно пожала плечами врач. — Но будем надеяться на лучшее».
Она не развернулась, маленькая упрямица. И этот багровый след — синяк, что остался у неё на переносице и на лбу — первое, что увидела Марина, когда новорождённую малышку положили ей на грудь. И ещё взгляд, серьёзный, внимательный. И глазки-бусинки, которым она разглядывала плачущую от счастья мать. Первый и последний взгляд, которым они обменялись. И момент, что до мельчайших подробностей остался в памяти. А потом её забрали, и Марина свою девочку больше не видела. Никогда.
В ушах ещё стояли слова старенькой медсестры про укус аиста и пятнышках на затылке, когда в вену предательски воткнули иглу, чтобы зашить многочисленные разрывы, полученные при родах. А когда она очнулась после наркоза — её малышки уже не было.
«Нужно слушать, что говорит акушерка и выполнять, чтобы потом не плакать. Говорю тужиться — тужиться, говорю дышать — дышать, — отчитывала её та же врач, что сказала о неправильном положении ребёнка и которая сухо, равнодушно сообщила, что к сожалению, ребёнок не выжил. — Тянут до последнего, рожают первого к сорока годам, а потом удивляются, что такие последствия».
— Марин! — вывел её из прострации голос Вагнера, когда уже и Гомельский с малышкой на руках, и его жена, запутавшись в какую сторону открывать дверь, наконец, потянула на себя погнутую, ободранную ручку, пострадавшую сегодня при доставке мебели для расширения IT-отдела, процокала как подкованная лошадь в здание. — Ты разговаривать будешь? Или сказать, что тебя нет?
— Буду, буду, Гринь, — спохватилась Марина, резко меняя своё недавнее решение. — Проверь там в моей любимой переговорной рекламщики за собой убрали?
И застала непрошенных гостей у входа в опенспейс, огромный офис открытой планировки, где среди столов трёхсот сотрудников стоял и стол генерального директора.
Глава 2. Марина
— Какого чёрта ты припёрлась? — тихо, но зло отчитывал Гомельский жену. — Я же сказал сидеть в машине.
— Но ты забрал мелкую, — вяло оправдывалась та.
— А что я должен был сделать? Оставить свою дочь с пьяной матерью?
— Ром, но это же ты уволил няню, — капризно скривила она на редкость красиво подкачанные силиконом губки. — И вообще я в туалет хочу.
И он было набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но только придержал слегка покачнувшуюся жену одной рукой и, увидев Марину, выдохнул.
